.
Сама Клейнмихель содержала влиятельный политический салон, была покровительницей Григория Распутина, имела связи с ближайшим окружением кайзера Вильгельма и высшей политической элитой Германии и России.
Если это все правда, то генетика у евангелиста Демьяна была стопроцентно аристократическая. Однако его увлечения привели его не во дворец, а в «Правду». Он стал выполнять пропагандистские задания Ленина. И тот ценил его пусть и примитивные, но удобные для пропаганды большевизма в крестьянской среде стихи. Троцкий писал о Демьяне Бедном: «Демьян творит ведь не в тех редких случаях, когда Аполлон требует к священной жертве, а изо дня в день, когда призывают события и… Центральный Комитет»[75].
6
В 1918 году революционный поэт переехал из Петрограда в Москву вместе с Лениным и советским правительством и, как и Ленин, поселился в Кремле. Ильич обожал его стихи. И, видимо, с этим была связана такая близость вождя и незаконнорожденного аристократа, когда состоялась его прописка в Кремле. Пусть и не рядом с Лениным, а у гаражей Автобоевого отряда, но зато с видом на Александровский сад. Это соседство привело к тому, что Демьян Бедный стал свидетелем мрачной исторической расправы.
Речь идет об исполнении приговора эсерки Каплан, которая покушалась на Ленина. Вот как об этом вспоминал первый комендант Кремля Мальков:
«Расстрел человека, особенно женщины, — дело нелегкое. Это тяжелая, очень тяжелая обязанность, но никогда мне не приходилось исполнять столь справедливый приговор, как теперь.
— Когда? — коротко спросил я Аванесова[76].
У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.
— Сегодня. Немедленно. — И, минуту помолчав: — Где, думаешь, лучше?
Мгновение, поразмыслив, я ответил:
— Пожалуй, во дворе Автобоевого отряда, в тупике.
— Согласен.
— Где закопаем?
Аванесов задумался.
— Это мы не предусмотрели. Надо спросить Якова Михайловича…
Мы вместе вышли от Аванесова и направились к Якову Михайловичу, оказавшемуся, к счастью, у себя. В приемной сидело несколько человек, кто-то был у него в кабинете. Мы вошли. Варлам Александрович шепнул Якову Михайловичу несколько слов, Яков Михайлович молча кивнул, быстро закончил беседу с находившимся у него товарищем, и мы остались одни. Варлам Александрович повторил Якову Михайловичу мой вопрос: где хоронить Каплан? Яков Михайлович глянул на Аванесова, на меня. Медленно поднялся и, тяжело опустив руки на стол, будто придавив что-то, чуть подавшись вперед, жестко, раздельно произнес:
— Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа…