Роуса растерянно смотрит на него, и он кивает. Она медленно протягивает руку и сжимает пальцы Йоуна. Его губы изгибаются в слабом подобии улыбки. У нее сжимается сердце. Она поднимает глаза на Пьетюра. Он смотрит на них, странно скривив губы, но, заметив ее взгляд, снова одобрительно кивает.
Она гладит Йоуна по ввалившейся щеке, и они с Пьетюром по очереди обмывают рану, которая становится ярко-алой и набухает все сильней.
Спустившись в baðstofa, Роуса поворачивается к Пьетюру.
– Йоуну нужна помощь, – шепчет она. – Катрин…
– Идти за Катрин – просто безумие.
– Безумие – это сидеть здесь, – отрезает Роуса. – Тебя не заботит, что он может умереть?
– Конечно, заботит! Но мы будем плутать в снегу несколько дней, будем ходить кругами. И наверняка умрем. И он тоже умрет. Поэтому, Роуса, да, меня заботит, что он может умереть. Но я не хочу, чтобы мы все последовали за ним.
Он с громким топотом взбирается обратно на чердак, и Роуса, кажется, слышит сдавленный всхлип.
Снаружи завывает ветер. Пламя свечей вздрагивает, тени шевелятся и снова застывают.
Роуса думает, что Паудль уже уснул, свернувшись на одеялах, но он приподнимается и тихо говорит:
– Пьетюр тоже в отчаянии. Ты же сама видишь.
Он берет ее за руку, и они сидят рядом в беспокойном молчании.
Вдруг над головой у них раздается шум, и Пьетюр торопливо спускается с чердака. Роуса отодвигается от Паудля, отдергивает руку.
– Я кое-что придумал! – выкрикивает он хриплым от волнения голосом, стремглав несется через всю комнату и устремляется в кладовку, с грохотом захлопнув за собой дверь. Десять вдохов спустя он возвращается, сияя.
– Идемте!
Когда они поднимаются наверх, Пьетюр с торжествующим видом достает мешочек с листьями, похожими на засохшую капусту.
– Морские водоросли. Мы ими скотину пользуем. – Он сует мешочек Роусе. – Почему я раньше об этом не подумал? – Он радуется, как ребенок. – Их тоже можно заварить. Принеси миску и холстину, Роуса. И вскипяти воды.
Она делает все, как он велел. Пьетюр опускается на колени подле Йоуна и откидывает одеяла.
Рана воспалилась и так распухла, что ее края вздуваются вокруг шва, будто алчный, яростно оскаленный рот.
Пьетюр передергивается.
– Обмой ее и положи сверху водоросли. Но сначала подержи его.
Он принимается обтирать рану.
Йоун стонет.
– Ему же больно! – вскрикивает Роуса.
– Лучше пускай потерпит, чем умрет.
Паудль держит Йоуна за руку, и Пьетюр, стиснув зубы, с силой надавливает на рану. Комнату наполняет смрад гниющих внутренностей. Все трое зажимают рты: от запаха их мутит.
Йоун кричит, мечется и воет, будто раненое животное. Пьетюра трясет. Он весь в поту.