Роуса слышала, как мужчины говорили, будто кречетам во время охоты помогает не только зрение, но и слух: они способны расслышать бешеное биение кроличьего сердечка. Должно быть, целый хор колотящихся сердец сбивает птицу с толку.
Когда Йоун успокаивается и дыхание его выравнивается, все трое возвращаются в baðstofa.
Катрин хватает Роусу за руку и притягивает к себе, чтобы Пьетюр не расслышал.
– Эти руны, – шепчет она. – Ты можешь их прочесть?
Роуса качает головой.
– Это древняя магия. – Глаза Катрин широко распахнуты. – Обман и рассечение сердца.
– То есть…
– Убийство. Кто-то хотел навлечь на тех, кто живет в этом доме, болезнь и смерть.
Роусе становится холодно.
– Но кто…?
– Их не было здесь до того…
– До того, как появилась Анна?
– До того, как Йоун запер чердак на замок.
– Но кто же…?
Катрин смотрит на нее тяжелым взглядом.
– Это руны болезни и смерти. И Анна… Я не могу не думать, что…
– Но Йоун не стал бы…
– Нет. Не думаю. Но теперь я его как будто совсем не знаю.
– Может, Пьетюр?
– Может быть. Но кто бы ни вырезал эти надписи, дом ваш проклят, а Йоун и Пьетюр опасны. И это еще не все, Роуса. – Катрин крепче стискивает ее руку. – Половицы в углу, под кучей тряпья, выпачканы кровью. Ее пытались оттереть, но мой муж был рыбаком, и уж я-то знаю, как выглядит кровь.
Роуса вспоминает нож, засохшие бурые пятна, прядь спутанных белокурых волос. Внезапно все складывается, будто к замку наконец нашелся подходящий ключ.
– Йоун! Он, значит… – Она зажимает рот руками.
Взгляд Катрин темнеет.
– Тут что-то другое.
– Ты говоришь, Анна его боялась?
Катрин молча кивает, кусая губу.
В голове у Роусы полный сумбур.
– Мне нужно бежать отсюда. Я уеду, как только начнется оттепель.
Катрин отскакивает от нее: по лестнице спускается Пьетюр.
– О чем шепчетесь?
– Так, бабьи разговоры, – не теряясь, отвечает Катрин.
Пьетюр приподнимает брови, и Роуса приходит в смятение.
– В кладовке лежит баранина, мне нужно ее приготовить, – лепечет она.
– Я помогу, – подхватывает Катрин, вставая.
– Нет, – говорит Пьетюр. – Катрин, ты расскажешь мне, как нам поскорее поставить Йоуна на ноги. Садись сюда. – Он похлопывает по скамье рядом с собой.
Он знает, что она видела, внезапно понимает Роуса.
– Я тоже останусь, – говорит она. – Баранина на холоде не испортится.
– Нет, Роуса, – отрезает Пьетюр. – Дела есть дела. Останется только Катрин.
Катрин склоняет голову и жестом отсылает Роусу прочь. Делать нечего, и Роуса оставляет ее наедине с Пьетюром.
В кладовке как будто даже холодней, чем на улице. Дверь заиндевела, из крохотных щелок в дерновых стенах проросли морозные узоры.