Весь день мы с Пьетюром просидели в baðstofa. Что нам было делать? Я не мог признаться ему в том, что сделал с нею; сказал только, что она и впрямь помешалась и вымазывает чердак собственной кровью. Пьетюр отвечал, что ее нужно отправить обратно в Тингведлир.
– Она не хромая лошадь, чтобы возвращать ее дяде.
– Верно, – холодно подтвердил Пьетюр. – От хромой лошади мы бы как раз легко отделались: перерезали бы ей горло да подвесили тушу в кладовке на зиму.
Никто из нас не улыбнулся.
Той ночью мне снилось, что я чудовище, что люди шепчутся обо мне, и меня прошибал холодный пот. Перед глазами у меня стояло лицо пабби, а в ушах отдавался его хохот и злобное шипение: «Жалкий червяк!»
Я проснулся рано; в глаза мне словно песку насыпали, но в голове прояснело. Я отопру чердак. Пускай себе сплетничают – я отправлю Анну обратно к ее дяде.
Однако, поднявшись наверх, я нашел дверь открытой, а комнату – опустевшей. Лишь руны, глубоко прорезанные в половицах, подтверждали, что Анна была здесь. Да еще в тусклом свете блестела крохотная стеклянная фигурка прелестной женщины, которую я когда-то подарил ей в знак своей любви.
Пьетюр клялся головой, что не знает, когда она исчезла, как сумела выбраться и куда могла уйти. Он оседлал Скальм и отправился в селение, а потом объездил близлежащие холмы, стараясь не привлекать к себе внимания.
Он искал ее два дня, но безуспешно.
– Может, она утонула, – сказал он, сделав большой глоток эля. – Хотела доплыть до какого-нибудь острова, и море забрало ее.
– Она не умеет плавать, – ответил я. – Она не настолько безрассудна.
– А жаль, – буркнул Пьетюр.
Он ел и пил так жадно, будто его вовсе не волновало, что моя жена как сквозь землю провалилась, и во мне крепло подозрение, что он знает о местонахождении Анны куда больше моего. Я совершенно точно запирал чердак. Я это помнил.
Прошло три дня, об Анне не было никаких вестей, и Пьетюр предложил сказать сельчанам, что ей стало хуже.
Катрин, разумеется, захотела увидеть ее.
Стараясь, чтобы мой голос звучал твердо, я отвечал:
– Нам с Пьетюром обоим нездоровится. Мы боимся, что это оспа: у Анны ужасная сыпь. Ты можешь заразиться.
Катрин сжала губы. Я вспомнил, что у нее пропала дочь, и почувствовал укол совести.
– На. – Она сунула мне в руку пучок трав. – Завари их Анне, а для тебя и Пьетюра я соберу еще.
Еще две ночи спустя я вырыл могилу.