Пьетюр снова поворачивается к ней.
– Где ты жила все лето и осень?
Она отшатывается от него.
– Оставь ее в покое, – говорит Роуса. – Подай мне полотенце и налей воды; я хочу ее умыть.
Пьетюр выполняет ее просьбу.
Роуса бережно обтирает лицо и руки Анны. Та смотрит пустым взглядом.
– Мне было страшно. Я так… – Ее пронзает дрожь, и она издает стон – протяжный, бессловесный плач, который отражается от стен землянки, и на затылке у Роусы волосы встают дыбом: на мгновение ей кажется, что она смотрит в зеркало. В последние месяцы она ощущала точно такую же мучительную боль, будто ее раздирало надвое.
Анна снова сотрясается всем телом, и живот ее напрягается; она стискивает зубы и рычит. Когда боль проходит, Роуса гладит Анну по волосам и подносит к ее губам кружку с элем.
– Вы сказали всем, что она умерла, – тихо говорит Роуса, поднимая взгляд на Пьетюра.
Его глаза вспыхивают.
– Что нам еще оставалось делать? Она… сбежала. – Он опускает голову.
– Далеко, – шепчет Анна. – Далеко-далеко. – Она всхлипывает и поеживается под сердитым взглядом Пьетюра.
Роуса с укором смотрит на него, и он, покраснев, переводит глаза на Анну. Скривив губы, он делает шаг вперед, но Роуса заслоняет Анну собой.
– Не трогай ее! Это с ней сделал ты.
– Нет! – Пьетюр краснеет еще сильней. – Это не я. Я бы не стал…
Роуса сощуривает глаза.
– Что ты сделал?
– Я… я ее пальцем не тронул.
Анна вздыхает и снова бормочет: «Далеко-далеко», и этот размеренный напев заполняет всю комнату, так что кажется, будто шепчут сами стены.
Ноги Роусы дрожат, но она отважно смотрит прямо в хищные глаза Пьетюра.
– Ты ее прогнал!
– Так было лучше. Без нее…
– Но Йоун…
– Он понимал, что так будет лучше. Она бы его погубила.
Роуса ежится. Они предпочли выдумать, что Анна умерла, лишь бы не рассказывать о ее побеге. И Йоун сыграл роль почтенного вдовца, убитого горем.
Пьетюр смотрит на Анну. Лицо его искажается презрением.
– А теперь ты вернулась портить нам жизнь. Проделала такой опасный путь, рискуя собой и ребенком, и все для того, чтобы выставить напоказ свое пузо…
– Довольно, Пьетюр! – Роуса наклоняется к Анне и гладит ее по щеке. Однако Анна ничего не отвечает, только шипит.
В перерывах между схватками она лежит без движения, тяжело дыша. Ее мокрое от пота лицо напоминает серый камень, омытый речной волной, и Роуса чувствует ее страх столь же остро, как и свой собственный, будто это темнота, которая окутывала ее все последние месяцы.
– Нужно привести Катрин, – говорит она.
Пьетюр качает головой, но Анна вдруг пронзает его острым взглядом.
– Катрин, – стонет она срывающимся голосом. – Позовите Катрин.