– Покажи нам свои хрена-а-вы сиськи! – сказал Хью. Они остановились перед несколькими светофорами: внезапная и странная попытка продемонстрировать строгий контроль посреди неторопливого течения двухполосных шоссе. Женщина в черном платье без рукавов, тоже в ожидании, отчаянно пыталась зажечь сигарету.
– Это нехорошо, – сказала Лавиния. – Ты о ней?
– Нет, – резко сказал Хью. – Я вовсе не имел в виду ее. Или тебя. Просто пробую реплику.
– Покажи нам свои хрена-а-вы сиськи! – попробовала произнести Лавиния. – Почему она так разговаривает?
– Полагаю, потому, что так разговаривали те, кто ее растил, – откликнулся Хью. – А что ты имеешь в виду?
– Соню, – сказала Лавиния. – Я говорила о Соне.
– Да, я понял. Я тоже о ней, о Соне-я-покажу-те-мои хрена-а-вы сиськи. Она сказала так потому, что она так говорит всегда.
– Я имела в виду – почему она говорит так с тобой?
– Потому что она точно так же говорит со всеми остальными! – сказал Хью. – У нас еще остались монстровые хрустики?
– Есть батончики «Марафон», – ответила Лавиния. – Вощщем, этот хренов бред, который она-а г’ворит. Она говорит его только при тебе.
– Чушь какая! – удивился Хью. – Она всегда так говорит!
– Со мной – нет. Ты хочешь сказать…
– Как она разговаривает, когда меня нет?
– Как ты и я. Нормально. Это когда приезжаешь ты, она включает цветочницу Элизу.
– То есть ты хочешь сказать – всякий раз, когда я вижу Соню… каждый раз, включая тот, когда мы впервые встретились, она ломает комедию?
– Похоже на то.
– У нее здорово получается!
Восхищение актерским талантом Сони Лавиния пропустила мимо ушей.
– Ты хочешь сказать… – начала она, но осеклась: он ведь и так сказал ей все. Она хочет, чтобы он повторил? И тут до нее дошло: можно ведь знатно повеселиться – и она придумала: как-нибудь в ближайшее время она тайком пригласит Хью, и он, тихо сидя в кресле в ее спальне, дождется возвращения жилички; она позволит ему подслушивать, как Соня совершенно нормально говорит с ней, и через час или полчаса – в общем, спустя достаточное время для того, чтобы убедиться: она именно так и разговаривает, – он робко выглянет из укрытия. Что станет делать Соня?
– Попытается сделать вид, что ничего не случилось.
– Как это?
– Ну… – Хью задумался. – Засмеется, хотя нет: это означало бы признание. Она повернется ко мне и заговорит… ну, так, как обычно говорит со мной. Эй-милай-покажу-те-мои… А что ей останется? А потом уже дело за нами.
– Мы когда-нибудь доедем до М25?
– Уже доехали и едем по ней минут двадцать, – сказал Хью. – Осталось надеяться, что я повернул туда, куда нужно.