, чечевицы и риса; в простых тарелках – плоды горькой тыквы-момордики, бирьяни из цесарки, птицы, которая, по словам поваров, куда лучше тех кур, что продают в английских супермаркетах. Мафуз запомнил. Он и сам находил здешнюю белую, слишком мягкую курятину безвкусной. Стряпня в «Раджпуте» оказалась превосходной: изысканнее и вкуснее, чем дома, не тяжелая и не жирная. Мафуз всегда любил вкусно поесть и с радостью отмечал, что жена разделяет эту любовь. Еще хозяева посоветовали им, что посмотреть в окрестностях. В «Раджпуте», как нигде, они чувствовали себя в полной безопасности.
В субботу вечером, на шестой день пребывания в Сент-Айвсе, Фархана извинилась. Не сразу, возможно, решила все хорошенько обдумать. Но стоило им сесть и дождаться, когда принесут полотенце и кружку с водой, она заговорила:
– Я совсем не хотела вмешиваться, когда расспрашивала тебя.
Мафуз, кажется, понял, к чему она клонит, но лишь улыбнулся и приподнял брови.
– Когда спросила о семье первой жены… Я знаю, что ты принял верное решение. И больше не буду о ней спрашивать. Не хочу тебя смущать или быть чересчур любопытной.
– Ничего страшного, я и не сержусь. Ты правильно сделала, что спросила. Иначе бы так и гадала. Мне самому надо было объяснить куда раньше.
– Между нами не должно быть секретов.
Неужели она намекнула, чтобы он выложил ей всю правду? Непонятно. А может, хотела рассказать ему в деталях то, что он знал лишь понаслышке: ее ведь отдали за него еще и потому, что видели, как она целовалась с мужчиной. Три с лишним года назад. Мафуз нисколько не сомневался, что та девочка и эта женщина – разные люди; по крайней мере, он так себе сказал. Однако существовала еще одна возможность, которая и удержала его от детальных расспросов.
Ее отец сказал ему это, когда они остались наедине – братья вышли из комнаты, – причем довольно прямолинейно. Но даже не попытался назвать имя человека, с которым она целовалась. Было и прошло. Мафуз думал об этом как о вероятности, не как данности, но вероятности, которая никак не желала уходить прочь: старший брат застал ее дома в объятиях мужчины: она смотрела ему в лицо, обожаемому и знакомому с детства. Науазу. Мафуза мучила мысль, что это не тот роман, о котором узнали бы все вокруг, что такой грех легко удалось бы скрыть, если бы о нем не упоминал никто из семьи. Ее брат Науаз: все знали, что он собой представляет и что испытывает к сестре, которая на два года младше его. Мафуз не знал; вероятность преступления, которое не спрячешь за законным браком, не позволяла ему задать вопрос напрямую. Если он не будет знать, так ли это, то и прощать ничего не потребуется. Ее чувства изменятся со временем – тогда, размышлял Мафуз, когда она родит их первенца.