– Не думаю, – повторил Шариф.
Они сидели в гостиной своей квартирки на втором этаже дома в Данмонди. Им пришлось переехать в дом родителей Шарифа. Время от времени они возвращались к себе: сидели в гостиной и разговаривали, а порой и оставались на ночь. Внизу жил врач местной больницы, высокий саркастичный человек, с женой и детьми, а второй этаж сдавался внаем. Хозяин перестроил дом так, что внешняя лестница вела к ничем не примечательной двери. Ничего не указывало на то, что за ней может скрываться жилое помещение. Почти наверняка доктор Матин удачно притворялся, что наверху у него кладовая или жилище для слуг. Но сама квартира их полностью устраивала: большая гостиная, толстые стены, достаточно спален для Аиши и ее будущих братьев и сестер, и для повара, если он понадобится; а их собственную спальню затеняет эвкалипт, что придает ей легкий лекарственный дух. Дом свекров находился в пяти минутах ходьбы – как выяснила Назия, идеальное расстояние. Она с нетерпением ждала того времени, когда эти пять минут снова станут неотъемлемой и неизменной частью жизни. Ее родители были в Читтагонге, и о том, чем и как они живут, приходилось лишь догадываться.
5
Какое-то время о Садие ничего не было слышно. С тех пор как Рафик слушал на ипподроме пламенную речь лидера борьбы за независимость, в городе стало неспокойно. Но двадцать третьего марта, спустя две недели после переезда профессора Анисула в дом отца Шарифа, Садия вдруг прислала открытку, сообщая, что вечером заглянет в гости с мужем.
Она всегда отличалась от других детей. От Шарифа и тем более от Рафика. Она не спорила и не возражала; опустив глаза, делала, что велели. Мать, хотя и находила это удобным, чувствовала себя не в своей тарелке: куда легче ей было со старшим – заигравшись в саду, он частенько не слышал, как его зовут на помощь, да и с младшим, который не подчинялся старшим и топал ногами с тех пор, как научился ходить. Мать не верила, что дочь такая от природы. Младенцем она плакала и сучила кулачками точно так же, как любой ребенок. Ее беспрекословное послушание казалось продуманным. Выглядело оно малоубедительно: с лица Садии не сходила милая улыбка, однако частенько она поджимала губы, вероятно пряча глубоко внутри подавленный гнев. Религия, конечно, много значила для всех, но Садия соблюдала ритуалы очень уж рьяно: со стороны это смотрелось так, будто неподходящая актриса старается сыграть неудачную роль. Мать пыталась ласково увещевать дочь. В конце концов, женщине очень важно иметь образование. Садие хорошо даются математика и физика, так, может, лучше выучиться и работать в лаборатории, а не идти замуж за деревенского муллу? Все дело в возрасте, сказал отец матери, когда они говорили о Садие с глазу на глаз. С девочками в ее годы такое случается.