Дружелюбные (Хеншер) - страница 310

– Ну у вас и семейка! Они же ненормальные.

– С чего это ненормальные?! – возмутился Раджа. – Все с ними в порядке.

– Ну кто покупает пластинки и даже не снимает с них обертку? Разве это нормально? Ну и еда, которой нас кормили, – вкусно, но что это? Неужели вы едите такое каждый день? И еще вот: ну, только что, за ужином… Ваша мать что делает? Когда вы сели, она поднялась и стала вас обслуживать и все подавать, будто какая-нибудь официантка. Это потому, что вы разбогатели?

– Нет, – ответил Омит. – Она так делала, даже когда нам было лет по десять, и всегда так делает. И для тебя тоже, хотя ты гость, – это другое.

– Все потому, что каждому дали по рыбьей голове, – предположил Раджа.

– Во-во, я заметил, – подхватил Мартин. – Омерзительно.

– Это потому, что мы теперь богаты, – сказал Омит. – Прежде они доставались отцу. А обслуживала она всегда – так уж заведено.

– Не понимаю. Попроси так кто мою мать, она выдаст тебе книгу Жермен Грир [75]: прочти, мол, прежде чем сядешь за мой стол еще раз. А ведь во всем остальном ваша мама отнюдь не забитая прислуга. Да и ваш папа. Говорит, если я правильно расслышал, «ну да, резонно, чувак», меняет тему, ну, так далее – а вы берете и спорите, а остальные не вмешиваются. Знаю, что у вас нет никакого мнения ни про Ирак, ни про Тони Блэра – вы это делали, просто чтобы поцапаться с предком, а ему только этого и надо. Психи, что и говорить.

– В том году они собирались залить гудроном задний двор, – предательски заявил Омит.

– Ага, круто! – Мартина это развеселило. – Я заметил горшки с цветами в три ряда – и все цветут, обалдеть. Блестяще. Залить гудроном палисадник, ну ты даешь.

Конечно, это не соответствовало действительности, но Омит все равно так сказал, намекая, что белые детишки всегда считали, что семьи черных детишек так и норовят залить гудроном задний двор. Сам-то он не видел ничего дурного в цветах. Красиво ведь!

– Дело вот в чем, – произнес Раджа. – Может, они такие еще и потому, что мой дядя, ну, папин брат, был убит, когда ему едва исполнилось семнадцать. Побудешь подольше – еще наслушаешься о младшем брате, Рафике.

– Вот прямо убит? – уточнил Мартин. – Круто. У меня нет знакомых, у которых в семье было убийство. Ну, близких. Бандиты какие-нибудь?

– Давняя история, – ответил Раджа. – У мамы нашей спроси. Она выставит тебя из дома за неуважение к нам всем и в особенности к дядюшке Рафику, которого замочили.

– Дела… – разочарованно протянул Мартин.

9

Когда они вернулись в Лондон, Омит велел своему юристу написать доктору Хилари Спинстеру в Шеффилд. Выяснив недавние цены на дома на улице, где жили родители и сам доктор, он предложил ему купить его дом за шестьсот пятьдесят тысяч фунтов наличными (максимальная цена плюс сто тысяч). Однако сделал необычное предложение. Если доктор Спинстер согласится остаться и жить в доме, Омит даст ему неотзываемое право постоянного проживания за фунт в год. Предложение делалось от имени покупателя, пожелавшего остаться неизвестным. Вскоре «Хант, Хант, Бэнксом и Ньюбург» получили отпечатанное на разболтанной пишущей машинке письмо: доктор Спинстер просит своего внука, Джоша Спинстера из «Брайэм, Таунсенд и Селф» (стряпчей конторы, было приписано к неровному отпечатанному листу неровным почерком синей шариковой ручкой) проверить законность и надежность предложения. В случае подтверждения таковых доктор Спинстер намерен его принять – с благодарностью и в легком замешательстве.