– А он что? – спросила Лавиния.
– Если честно, – с невеселым видом ответил Джереми, – он не сразу поверил собственным ушам. В самом прямом смысле. Так что это конец: двери Зальцбурга отныне закрыты для нас.
– Ох, милый… – вздохнула Лавиния. – Еще будут возможности. Непременно будут. Каких-то четыре года – и треклятый Расселл закончит школу; тогда мы сможем делать всё, что захотим. Подумай об этом. Нам вовсе не нужно будет больше брать его в расчет.
– Перестань, – сказал Джереми. – Жаль, я… – Но тут он замотал головой, и Лавиния с ужасом увидела, что он в самом деле плачет. – Никто больше не…
Он вышел из комнаты, чтобы не раскиснуть окончательно. Так нечестно: ему предложили дворец восемнадцатого века в красивом австрийском городе – в одной из верхних комнат, в вечном радостном упоении играет Брамса струнный секстет. Подобное, как подарок в волшебной сказке, предлагают раз в жизни. И больше не предложат. Треклятый Расселл.
Они доехали-таки до бензоколонки и припарковались.
– Глядите, слепой! – заметил Расселл. – Как он сюда попал, он же ничего не видит? Кто ему разрешил, блин, водить? Это ж глупо!
– Он не слепой, милый, – по привычке не глядя ответила Лавиния.
– По-твоему, я вру?! – возмутился сын. – Ты же, блин, даже не посмотрела! Глянь, вон слепой и пес-поводырь.
В самом деле, на парковке в нерешительности стоял слепой, а верный пес сидел рядом и терпеливо ждал.
– Ну так его, наверное, кто-то сюда привез, и он на время потерялся, – сказал Джереми. – Вряд ли он приехал сам.
– То есть когда собака-поводырь срет – ну, ведь все собаки только и делают, что срут, – что слепой делает? Просто стоит и ждет, понимает, что собака остановилась неспроста, или видит – ха-ха, я сказал «слепой видит!» – что собаке надо посрать. Потому что, если ты не подобрал дерьмо за своим псом, придет полисмен. Но если до слепого дойдет, что собака срет, он достанет этот пакетик – как он ищет говно-то? Щупает, пока не найдет что-то мягкое? Фу!
– О, ты снова за свое! – вздохнула Лавиния. – Всякий раз, стоит тебе открыть рот, ты меня ужасно расстраиваешь!
Телефон, лежавший на коленях ее мужа, зазвонил. Это был мобильный Лавинии, но он ответил:
– Да, это Джереми. Боюсь… Здравствуй, Блоссом, рад тебя слышать. Ты уже…
Он внимательно выслушал сестру жены, лишь изредка вставляя: «Да, наверное, ты права», «Так и есть» и «Звучит абсолютно…». Спустя пару минут, когда все они выбрались из небольшого своего автомобильчика, Джереми с улыбкой вручил телефон Лавинии и замахал руками кому-то, кто быстро шел к ним, отделенный рядами поблескивающих серебром машин. Это оказалась сама Блоссом.