— Бери! — едва ли не из последних сил приподнял я руку и вцепился пальцами в ладонь Воронцовой. Хотя нет, не из последних: еще меня хватило, чтобы отменить Зеркало — а вот дальше за происходящим я уже мог только пассивно наблюдать.
Шоу, впрочем, не затянулось. Пару раз ткнувшись в выставленный Воронцовой щит и убедившись, что так просто тот не пробить — моя мана, сложившись с силой Миланы, сработали на совесть — Огинский резко разорвал дистанцию с самураем. В тот же миг позади Сергея Казимировича появился серебристый прямоугольник портала, куда тот и ввалился спиной вперед. Ясухару с воинственным криком бросился было следом, но астральная калитка уже захлопнулась.
— Уф-ф, — выдохнул Тоётоми, пряча катану. — Что это был за тип? — повернулся японец к нам с Миланой.
— Приемный папаша нашего молодого князя, — хмыкнула Воронцова, мягко высвобождая свою руку из моей.
— Семейные неурядицы? — участливо поинтересовался японец.
— Типа того, — прохрипел я. — Там Надя, — показал затем глазами на тело девушки на полу. — В смысле, Надежда Александровна… Она, кажется, ранена…
— Я посмотрю, — вызвалась Милана.
Выпрямившись, она подошла к лежавшей ничком девушке, аккуратно тронула ту за плечо, затем, нахмурившись, взялась уже обеими руками и рывком перевернула Морозову на спину.
— Она не ранена, — негромко проговорила Воронцова через несколько секунд. — Она мертва.
— Что?!
Неведомая сила подорвала меня с пола и перебросила к Наде. Серо-голубые глаза Морозовой — сейчас почему-то казавшиеся темно-синими — были широко распахнуты. Я заглянул в них — и не увидел в направленном сквозь меня застывшем взгляде ничего, кроме всепоглощающей Пустоты.
которым, впрочем, книга не заканчивается
— Я не желал такого исхода… — проговорил Огинский, обращаясь главным образом к стоявшему перед ним на столе хрустальному штофовому графину с сорокоградусной «Жубрувкой»[1], уже полупустому, и отчасти — к серебряной чарке, которую держал в руке. — Я же видел, что она призвала щит. А он у нее был весьма неплох, уж мне ли не знать: сходу нипочем не пробьешь. Посему и вложился в удар… Просто хотел ее немного отодвинуть, чтобы не мешала завершить дело! А она, оказалось, не себя щитом прикрывала, а того идиота… Дура! — Сергей Казимирович залпом осушил чарку и брезгливо разжал удерживавшие ее пальцы. Та спикировала на стол, и плавно поднявшийся в воздух графин тут же наполнил ее вновь.
— Сделанного не воротишь, князь… — заговорила в ответ, разумеется, не чарка, и даже не графин подал голос — слова принадлежали Всеволоду Романову, сидевшему в кресле по другую сторону стола от Огинского с бокалом красного вина в руке. Отставной московский наместник выглядел изможденным, словно провел день не в сборах в дорогу — к новому месту службы — а размахивая киркой в каменоломне, причем не прибегая к магии. Ныне по сравнению с ним даже «уговоривший» за неполный час половину штофа Сергей Казимирович смотрелся собранно и подтянуто. — И водкой лиха не зальешь… — добавил Светлейший князь, с прищуром наблюдая, как Огинский в очередной раз опрокидывает в рот содержимое чарки.