Так, с тяжелым сердцем, я дошла до трапезной. Там уже бурлило: ученики, охрана в черном по периметру. Я невольно поискала взглядом Клайса, все еще не могла принять, что его убили, наткнулась на мрачного Бриста. Рядом, как ни странно, стоял Альберт и что-то говорил наставнику. Я поежилась. Неужели прямо сейчас, в эту самую минуту, Альберт рассказывает о том, что ночью меня не было в комнате, а вернулась я через тайный ход?
К слову, в трапезную я шла одна, Габриэль пробурчала что-то невнятное и задержалась в комнате. Впрочем, ничего удивительного: если она меня подозревает, то конечно уж не захочет со мной никуда ходить. Как жаль, что я снова осталась одна…
Долго предаваться печали мне не позволили: наставник Брист махнул рукой, подзывая. Альберт все так же стоял рядом и, пока я подходила, смотрел нечитаемым взглядом.
И я уже готовилась услышать нечто вроде «Где ты была ночью, Ильса?», но вместо этого мастер Брист тихонько полюбопытствовал:
– Ильса, скажи по секрету, ты боишься мертвых?
Это оказалось неожиданно, так, что я даже отшатнулась. Потом глянула на Альберта. Он без улыбки смотрел на меня и, казалось, что-то взвешивал в уме. Так, выходит, он ничего такого не рассказал наставнику? Но… он ведь точно видел, что меня не было, и точно знал, что вернулась я отнюдь не через дверь…
– Ильса? – Голос Бриста продирался словно сквозь ватное одеяло. – Тебе нехорошо?
А я все смотрела, смотрела на Альберта. Кто ты такой, хорши тебя дери? Что делаешь в Бреннене? Почему молчишь о том, о чем мог бы рассказать?
– Я… – выговорила и потупилась. – Не знаю, наставник. Наверное, я не очень боюсь мертвых. Чего их бояться? Опасаться надо живых.
И Альберт криво усмехнулся, как будто подтверждая мои слова.
– Отлично, – Брист кивнул собственным мыслям, – тогда идем со мной. У тебя очень низкий порог чувствительности как у сноходца. Поможешь нам кое-что понять. У тебя это получится с высокой степенью достоверности.
Я передернулась, чувствуя спиной устремленные на меня взгляды. В трапезной как будто тише стало, и мне даже не надо было оборачиваться, чтобы понять: многие смотрят на меня – с подозрением и даже обличающе. И Габриэль наверняка смотрит. И Аделаида. Наверняка она тоже перешептывалась у меня за спиной. Габи верно сказала: такое внимание Клайса не может остаться незамеченным.
– Ильса, идем, – прозвучал над ухом голос Альберта.
Он мягко взял меня за руку и повел следом за Бристом.
Я покорно шла, глядя в широкую спину наставника, затянутую черным сюртуком, и мне хотелось плакать. Так горько, когда ты ничего не сделала, а от тебя отворачиваются самые дорогие люди – ведь я успела прикипеть к моим подругам, они казались мне… такими добрыми, открытыми. Мне хотелось верить, что это навсегда. Но, как частенько бывает, «навсегда» – слишком красивое слово для нашей жизни.