– А воды нет? – пробормотала я с набитым ртом.
Фелиция, забывшись, стояла и расчесывала ногтями свою болячку, затем встрепенулась, даже спрятала руку за спину.
– Так компот ведь!
– Сладкий, – я покачала головой.
– Ну ты пей, я позже водички принесу, – заверила она. – Главное, чтобы мастер Брист не знал, что я тебя тут кормлю. Запретил к тебе даже приближаться, злой как собака.
– Это правда, что он может стать следующим главой? – все же спросила я, вспомнив рассказ Аделаиды.
– Как высший совет решит. – Во взгляде Фелиции появилось странное удовлетворение, как будто… как будто она только что сделала все, что планировала, идя ко мне в камеру.
Я отодвинула пустую кружку, потом сжевала последнюю оладью.
– Спасибо, – промычала с набитым ртом, – вкусно.
– Это хорошо, – пропела лекарша, ловко собирая посуду обратно на поднос. – Ну я пойду. Водички чуть позже принесу.
И она удалилась, оставив мне свечу, а я снова забралась на лавку, подогнула ноги и стала смотреть на трепещущий на сквозняке маленький огонек.
После сладкого компота очень хотелось пить, но я понимала, что скоро Фелиция не появится и придется терпеть. Постепенно мной овладевало странное оцепенение. Мне казалось, словно я тут, в камере, – и одновременно где-то там, внутри веселого танцующего огонька.
Потерла виски, прогоняя странные видения. Потом дошла до ведра, там у меня закружилась голова, и я торопливо вернулась на скамью.
Это все события прошедшего дня так играют на нервах.
Потолок камеры, сложенный из деревянных балок, закачался мягкими волнами. Мне хотелось плыть по ним, в этой прохладе, обнимающей тело. Было хорошо, как никогда раньше. Только вот Винсента рядом больше нет, и от этого тревожно ныло под ложечкой…
Где-то далеко снова звякнул засов, но я по-прежнему плыла по деревянным балкам, расходящимся зыбкой рябью. Уже не хотелось подниматься, смотреть, кто там пришел. Наверное, была ночь, и, наверное, свеча почти догорела, но я продолжала дрейфовать в вязком безразличии.
«Вставай», – звякнуло тревожно где-то в глубине затуманенного рассудка.
Я точно знала, что дверь открылась, что кто-то вошел. И, верно, должна была хотя бы посмотреть…
Но тело сделалось совершенно непослушным, как бревно. Я попробовала сесть. Получилось едва пошевелить пальцами.
И почему-то я совершенно не удивилась, когда в мятущемся свете свечи надо мной склонилась Фелиция.
– Ну что, девочка, – ласково проговорила она и погладила меня по лицу, – пришла пора покормить моего хозяина. Ты такая одаренная, в тебе так много от Пробуждения… Он будет доволен, когда пожрет тебя. И я буду довольна, потому что проживу дольше, сильно дольше.