Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей (Свечин, Введенский) - страница 39

Вот и «Батум»… Что за оказия?!.. Мне приходилось как-то раньше завернуть в «Батум» и я нашёл, что это чистенький трактирчик, средней руки, с очень приличным садиком и порядочным буфетом. Я не мог и предположить, что это «Извозчичий Дюссо», потому что не только там не было никаких извозчиков, но, напротив, публика всё чистая, степенная… Увы, оказалось, что раньше я попадал в «Батум» с улицы, а теперь мы въехали во двор…

На пространной площадке, уставленной козлами, стояло уже десятка три-четыре извозчичьих закладок. Лошади жевали, туча голубей ворковала… Мир и тишина царили на дворе… Среди пролёток ходил рослый мужичок и заботливо посматривал на закладки; здесь он прятал кожу с сиденья дрожек, там поправлять торбу у лошади, а, завидев нас при въезде во двор, пошёл навстречу.

Вот первый, последний и единственный раз, когда я, как извозчик, встретил радушный приём и человеческое отношение! Здесь я почувствовал себя гостем, равным в правах, почти как дома, без всякого «начальнического» ко мне отношения. Мужичок этот, по имени Сергей, с открытым, добродушным, сильно загорелым лицом, протянул мне свою мозолистую руку и спросил:

— Новичок?

— Новичок, — ответил я, — второй день езжу.

— На своей?

— Нет, у хозяина.

— Давай, земляк, сюда, здесь свободнее. Постой, я тебе помогу, вот так; кожи есть? Надо спрятать, а то, случается, таскают извозчики друг у друга, есть ведь озорники.

Сергей уставил мою закладку, сам разнуздал лошадь, привязал её к козлам, и мы с попутным извозчиком пошли чай пить.

Никогда не забыть мне этого «антре»[50]! После я попривык к притонам и входил даже развязно, но первый раз меня так ошеломило, что я закачался как пьяный. Нельзя ни за что поверить, чтобы чистенький и приличный «с улицы» трактир в доме миллионера Целибеева[51] мог иметь такую ужасную обстановку «со двора»!

По удушливой, смрадной лестнице мы попали в самый «Дюссо»…

Вот какая картина развернулась передо мною:

Анфилада комнат, окутанных густой махорочной синевой[52]. Все комнаты переполнены извозчиками, расположившимися вокруг столов, так что почти нет проходов. На первом плане плита с кипящими сковородками и чайниками. В центре бильярд, около которого ходят с киями пьяные уже извозчики. Гул от говора десятка голосов покрывает отдельные крики:

— Пару пива!

— Косушку на двоих.

— За семь чаю!

— Четвёрку в угол…

— Режу в среднюю!

— Селянку[53] за пятнадцать…

и так далее…

Среди столов мелькают фигуры половых, разносчиков, булочников и других «промышленников», питающихся около извозчиков. Столы вдоль стен и посредине комнат наполнены бутылками и сковородками. Атмосфера так насыщена, что раскрытые окна не освежают воздух; чувствуется букет из махорки, постного масла, пота, сивухи и ещё чего-то…