— А что же ты места не поищешь? Служить покойнее.
— Зашибаю больно; долго выдержать не могу, а запил — шабаш!
— Да, ефто при месте невозможно, значит; да и Ефим браковать будет.
— А ты не говори. Я на дело не прихожу, когда пью; ему убытка не будет.
— Это точно. Ну, будь здоров. А к Ефиму можем сегодня под вечер сходить. Приходи.
— Ладно, приду.
Мужичонка окончил вторую косушку и, вставая, опять протянул лапищу.
— Ну, ладно, спасибо. Так, значит, приходи часов в 7–8.
— А мне нельзя ли у вас побыть до вечера? Мне идти-то некуда; ты скажи — земляк пришёл; я посижу на кухне.
— Можно, посиди, отчего же. Ты парень не ледящий[134], коли две косушки поставил. Пойдём.
Мы вернулись в бюро. Меня интересовала обстановка, люди. Егор провёл меня на кухню. Здесь варили… какой-то клей с охрой для подкраски чего-то. Две женщины шили саваны; обе немолодые и обе с багровыми пятнами под глазами; на кухню выглянул какой-то благообразный господин.
— Егор!
— Я-с, — отозвался Егор, подбегая к господину.
— Наряд. По шестому разряду. Послезавтра вынос на Волково.
— По шестому, — сделал кислую гримасу Егор, запустив пятерню в свою паклеобразную шевелюру. — Это и завтра можно оповестить.
— Сходи сегодня, завтра некогда будет; два выноса у нас, ты с ельником пойдёшь. А где Илья?
— Попоны чистит. Я подожду, может ещё заказ будет.
Господин скрылся.
— Кто это? Спросил я.
— Миколай Семенович, главный приказчик. Он за хозяина теперь. Деньги нажил. Весной сразу схватил пятьсот.
— Да ну? За что?
— После скажу.
На кухню вышел другой мужичок, чистивший с Егором траур во дворе, когда я пришёл.
— Егор, скажи Михаилу Степановичу: там привезли с Охты гробы, два десятка, куда скласть? В сарай али в амбар?
Егор пошёл в контору, я вышел во двор. На ломовом возу штабелями были сложены некрашеные остовы гробов. Дерево сучковатое, неровное; доски плохо пригнаны, со щелями, очень тонкие. Работа, видимо, небрежная.
— Ну, пойдём вместе, — вышел Егор, — к Ефиму. Кстати, я тебя, может, пристрою. А рупь когда дашь?
— Сейчас отдам, как только Ефим возьмёт.
— Возьмёт.
Мы зашагали с моим «покровителем». Он шёл не совсем твёрдо. Косушки на него повлияли.
2. Пироговская лавра
Солнце было уже на закате, когда мы с Егорушкой, после нескольких остановок в пути под красными вывесками, достигли Малкова переулка[135]. Знаете, читатель, такой переулок? Это между Садовой и Фонтанкою, около Юсупова сада и Александровского рынка. Как только мы завернули за угол Садовой — физиономия благоустроенной столицы, первоклассного европейского города исчезла бесследно, и мы очутились в какой-то глухой провинциальной фабрично-ремесленной слободке. Направо глухая стена рынка, налево трактиры. Переулок полон народа. Играют на гармонике, поют, ругаются, кричат, дерутся, обнимаются с женщинами. Полная свобода, простота нравов, циничная откровенность и отрицание всякого понятия о приличии и общественном благоустройстве. Точно все законы, правила и приказы по полиции не имеют ни малейшего отношения к Малкову переулку!