– Майя, сейчас самое время начать меня слушаться, – в нетерпении серьезно сказал папа.
– Пап, я не понимаю! – выкрикнула и отошла еще на пару шагов. – Ничего не понимаю!
– И я тебя тоже не понимаю! – басом воскликнул он в ответ. – Не понимаю твоих мыслей, твоих идей! Не понимаю, как твой череп не разрывает оттого, сколько ты думаешь!
Он подошел и встал передо мной на колени. Его ладонь легла на мой затылок, и папа прислонился своим лбом к моему, пристально глядя прямо в глаза:
– Но я знаю одно, Майя, что ты сдалась. Что Хельга, твоя мать, сломала и победила тебя. Что в тебе нет смелости достаточной, чтобы воплотить свою мечту. Нашу общую мечту.
– Общую?
– Все мечтают об одном, дочка. Все мечтают о детях, о семье. И о том, чтобы дети могли жить счастливо. Для этого мы возделываем землю, похожую больше на камень. Для этого плаваем за ледяное море и сражаемся. Но ты… Я люблю тебя, вороненок. И верю, что в твоих силах воплотить нашу общую мечту.
Черт возьми. От его слов у меня невольно подступил ком к горлу, а глаза предательски увлажнились, стали чесаться от медленно стекающих по щекам слез.
– Пап… – только и смогла выдавить.
– Нет, не смей плакать. Ты выше этого, – перестав улыбаться, оборвал меня на полуслове он.
Борт наконец встал с колен и сложил руки на груди.
– И в эту ночь ты станешь настоящим человеком. Сегодня ты заберешь чужую жизнь.
Мало что понимала из того, что говорил мне папа. Тот, кого я считала добродушным простаком, сейчас стоял передо мной, одним лишь своим суровым взглядом заставив скинуть с себя платье.
Поясок легко развязался, и подол спал вниз. Еще пара секунд, и я наконец стянула с себя эту лишнюю, одежду, оставшись перед ним и Хьялдуром в одних лишь широких штанах.
Холодный ночной ветер обволакивал тело, обдувая плоскую грудь, спину, покрытую потом и тонкую шею. Слегка поежилась от этого, но очень быстро мурашки отступили, и я взяла отца за протянутую руку.
– Значит, она согласилась, – вздохнул Хьялдур. – Горе мне и моему языку!
– Рад, что ты рассказал мне, – кивнул Борт.
Шаман лишь грустно покосился на меня. В его взгляде читалась самая настоящая печаль. Будто бы мой ровестник, мой брат или близкий друг смотрел полными детской наивности глазами, пока я вдруг из ребенка превращалась во взрослого, скучного человека. Отец, стоило ему лишь узнать о том, чего я хотела несколько лет назад, твердо решил заняться моим воспитанием. Методы, конечно, необычные, но даже друид не мог спорить с отцом.
– Да будет так, – снова тоскливо вздохнул отшельник и взмахнул рукой.