— Отложу, конечно, — вздохнула я. — Тут по ночи бой опять, от того силы придётся беречь. Да только для начала, душу, что в теле заперли, излечить нужно.
Верный друг призадумался, и тихо спросил:
— А сумеешь?
— Трансформация души больших затрат не потребует, — ответила я, вновь проводя гребнем по волосам.
Остановилась, помолчала, глядя в зеркало на себя, такую чужую и непривычную в этом платье чародейском, и тихо добавила:
— Особенно если эту душу подарили лесу.
Леший тяжело поднялся со скрипнувшего стула, ближе подошёл, на меня бледную взглянул да и спросил:
— Как это?
А как…
— Её имя — Дарима. Дарима, то есть — лесу она была от рождения подарена. И лес этот дар принял. Вот почему жизнь в ней бьётся до сих пор, несмотря ни на что.
И я посмотрела на отражение лешего, что стоял за мной. И вот и он и я понимаем преотлично — нельзя жизнью детей распоряжаться так, словно не родитель ты, а господин, и волею твоей ребёнок должен жить, но иные этого не понимают отчего-то. Савран, уж насколько человек вроде неплохой, а и тот Луняшу готов был отдать лесу. И хорошо мне предложил, а если бы Силе Лесной? Силушка согласилась бы, без слов и вопросов согласилась бы, и тогда была бы жизнь Луняши навеки к лесу прикована. Разве ж можно так?
* * *
Когда я вышла из избушки, на клюку опираясь, аспид странно на мои волосы посмотрел. А волосы как волосы, распущенные только, чего на них глядеть?
Вторым, кто поглядел странно, был Савран — достойный купец не в Нармин опосля разговора отправился, время бы потерял, а так в Весянки успел и русалки с кикиморами теперь разгружали телегу.
Вампиры, волкодлаки и моровики сидели в сумраке леса, да и тоже на меня глядели. И вот отдохнуть бы им, а нет — ждут. Интересно же всем, что ж я буду делать с ведуньей мёртвой, что в октагоне бесновалась.
Но никакого представления я для них не устроила.
Прошла тишком к границе защитного восьмиугольника, присела, на клюку опираясь, ладонь к земле приложила и, вскинув голову, посмотрела прямо в мёртвые глаза ведуньи.
Миг, и от ладони моей разрядом молнии по земле помчалась к ведунье изумрудно-зелёная сила Леса. Контур октагона был смят, оплавился горный хрусталь, пошатнулась мёртвая ведунья…
Пошатнулась, да и опала чёрным пеплом.
Вот она была — а вот её и нет.
Но я продолжаю держать ладонь на земле, и по проторенному силой Леса пути, течет уже моя, иная, ведьмовская магия. Она течет споро, да впитывается в чёрном пепле уничтоженной ведуньи.
Секунда, вторая, третья…
И среди чёрного пепла пробивается зеленый росток, рвётся к свету, раскрывается изумрудными листочками…