Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме (Яку) - страница 27

«Эй! Разве он не велел тебе идти туда? – Он указал на вход в лагерь. – Тебе не надо в грузовик».

«Warum?» – спросил я. Почему?

Он сказал, что мой отец старый, поэтому поедет на грузовике, а я пойду пешком. Мне показалось это разумным объяснением, и больше я не задавал вопросов. Если бы я оказался в том грузовике, то был бы уже мертв.

Три дня и три ночи комната наполнялась криками и запахом крови.

В тот день Менгеле отобрал сто сорок восемь молодых людей, пригодных для работы, в том числе и нас с Куртом. В лагере всех заставили раздеться и бросить всю одежду в одну кучу. Затем нас – сто сорок восемь человек! – отвели в маленькую туалетную комнату, в которую мы и набились. Я чувствовал, что ко мне подступает страх, потому что знал, что произойдет дальше. Видел уже такое в Бухенвальде. Нацисты собирались проводить проверку на выносливость. Нас запрут в темной и тесной комнате на несколько дней и, когда сил у людей совсем не останется, будут кричать что-то вроде «Пожар!», «Газ!» или избивать одного человека, чтобы вызвать панику и толчею, в которой заключенные станут топтать друг друга.

Каждому из нас выдали бумажку с идентификационным номером, предупредив: тот, кто ее потеряет, будет повешен. Вместе с Куртом и двумя другими парнями, которых я знал по Бухенвальду, мы придумали план выживания. Коротко говоря, состоял он в следующем: «застолбить» угол, в котором можно стоять; пока двое стоят и караулят возле стенки, двое позади них спят. А потом наоборот. Три дня и три ночи мы следовали этому плану: поочередно сторожили и спали. Нацисты время от времени вызывали панику, рядом с нами бушевала толпа, и люди в темноте увечили друг друга. Три дня и три ночи комната наполнялась криками и запахом крови. Когда наконец загорелся свет, восемнадцать из ста сорока восьми человек были мертвы. Одного из них, совсем неподалеку от меня, так сильно затоптали, что глаз у него свешивался с лица. Когда я разжал руку, чтобы посмотреть, сохранился ли у меня идентификационный номер, по ладони текла кровь: я так сильно его сжимал, что ногти вонзились в кожу.

…После проверки на выносливость нацисты отвели меня в комнату, где выдали тонкую хлопковую униформу и кепку – и то и другое в синюю полоску. Сзади на куртке был номер с моего листка. Потом, зафиксировав мою руку ремнем, вытатуировали на ней этот номер, забравшись так глубоко под кожу, что сразу стало понятно: избавиться от него уже невозможно. Боль была такая, будто в меня одновременно воткнули тысячу игл. Чтобы я не прикусил язык во время этой процедуры, мне сунули кусок бумаги, который я сжал между зубами. Это был максимум доброты, проявленной ко мне в первый день пребывания в аду.