Так что «Урфин» — это, на фоне остального, был прям нормальный вариант и Старшина решил семя этой идеи полить и удобрить. Широким шагом вернувшись в каптерку, он оглядел распотрошенные тюки с бельем и Бухарметова с Парамоновым, старательно делавшим вид, что все это время занимались делом.
— Ну что, мои верные дуболомы? Долго вы еще играться будете?
— Товарищ прапорщик — вы же сами сказали: «Все тщательно проверять, ибо Дубко не дремлет». Все новое пришлось перебирать.
— Много рванья подсунул?
— Вон там, комплектов пятнадцать. С пятнами мы тоже браковали.
— Давайте сюда. Я, сейчас, лично, этому Гудвину недобитому, этот тюк на голову одену. Ведь предупреждал же! Сидите тут — я скоро. И печенье в столе у меня все посчитано!
Последовавший за выдвижением претензий сочный скандал с «Начвошем», взбодрил Тарасова так, что ему хотелось кого-нибудь убить. Остановившись перекурить и успокоится, он вспомнил то ощущение чужого взгляда, которое у него возникло на дороге между заброшенными складами. А еще он чувствовал его как раз тут. После стычки. Промежуток между двумя ангарами, через которое видно заброшку. Выйдя на эту линию, Старшина вгляделся в сереющие вдалеке коробки покинутых зданий и в голове мелькнула мысль.
Закинув тюк в каптерку и дав команду проверить все еще раз, он направился в штаб, на ходу придумывая повод. Начштаба перекусывал бутербродом, но, увидев Тарасова, отложил еду в сторону.
— Отвлекаю, товарищ подполковник?
— Вы по служебному вопросу? — Начштаба махнул рукой давая понять, что его бутерброд подождет.
— Нет, пустяки, думал, может вы не заняты?
— Так я и не занят. Что у вас?
— Да даже стыдно спрашивать. Вот… — не придумав ничего лучше, Старшина протянул Начштабу листки с сочиненным, в наказание, рассказом, — С утра с Ротным голову ломаем, не можем понять, что это нам напоминает. Фигня полная, но засело в башке — отделаться не могу. Мимо шел — черт дернул у вас спросить. Ну вдруг?
— Правильно дернул… — Начштаба быстро пробежал глазами текст, — Вольное переложение части «Федота-стрельца» Филатова. В журнале «Юность» за восемьдесят седьмой год печатали. Третий номер, кажется. Почитайте обязательно. А это кто написал, если не секрет?
— Да дневальный один, «задумчивый». Стоял на «тумбочке» — фигней страдал.
— Все бы солдаты так «фигней страдали». Вам это надо?
— Нет — забирайте, товарищ подполковник.
— Спасибо. И фамилию этого товарища мне тоже запишите…
— Вот… — взяв листок, Тарасов накарябал на обороте фамилию дневального, — Извините, что по таким пустякам вламываюсь.