Завтра император собирает в Зимнем дворце отчасти действительно очень молодых 42 адъютанта, которые в конце этой недели как посланники Зевса должны отправиться в различные губернии, чтобы присутствовать при провозглашении (манифеста — В.Д.), разъяснять недопонимания, улаживать споры и обо всем сообщать[991]. Говорят, что манифест очень хорош. Его редактировал очень старый митрополит Филарет[992] в Москве. Указ печатается днем и ночью. Как говорят, он будет опубликован через 10–12 дней. Затем перед дворцом соберутся тысячи крестьян, чтобы отблагодарить императора. В Екатеринославской губернии случились беспорядки, которые были подавлены картечью. Перевозка толстых указов во внутренние области империи будет очень тяжелой. В Литву отправляются двенадцать саней с весом в 4000 пудов[993].
Славе Кап-геров и денежным заработкам наступает конец. Банк возьмет на себя все правительственные дела, которые были под руководством Кап-геров в течение двух лет. Барон вновь вступает в старый фарватер, но теперь не как банкир, а как директор банка.
Берг в Государственном совете настроен очень либерально, настолько, что даже все его старые консервативные друзья ничего не хотят и слышать о нем. Старый Мейендорф зол на него. У него много друзей. Финский государственный секретариат также не хочет с ним мириться. Его жена итальянка; он приказал выстроить для нее католическую капеллу в Гельсингфорсе, что дурно было отмечено. Кроме того, еще целый ряд своевольностей.
Шлейниц, действительно, во что бы то ни стало хочет стать министром королевского дома[994]. Его соперник — граф Редерн[995]. В воскресенье возвращается Крой; в Париже он обручился с дочерью герцога де Лоржа[996]. Новый «рыцарь Делорж» хочет все-таки остаться первым секретарем в Петербурге. «И зрители в робком вокруг ожиданье, трепеща, на юношу смотрят в молчанье»[997]. Мы все и Паша во главе были так счастливы в надежде видеть его подальше от Мадрида.
Мадам де Калергис, которая вступила в прошлом году в дом Нессельроде, интересное и удивительное явление — я встретил ее недавно у великой княгини Елены — и восхитительная исполнительница Шопена. Но везде известная, постоянно захваченная шумихой этого мира, эта удивительная женщина, этот метеор, лишена той божественной гармонии, которая награждает женщину торжественностью.
Нади с каждым днем становится все стройнее и краше, Половцов — все страшнее, баронесса — все краснее и толще, Винекен — все умнее и богаче, Паша — все спокойнее, доверчивее и обходительнее.
Сейчас напечатали, что Пугачев не был русским, но австрийцем и звался он Тотт. Не путаница ли это с другим авантюристом Тоттом, который жил позже