Пирх[1239] уже назначен сюда, я же отправляюсь отсюда через две — четыре недели, чтобы трудиться на Вильгельмштрассе. Так, по меньшей мере, пишет Теремин, при этом делает мне предложение, отправиться в Константинополь в качестве первого, что я, конечно, не сделаю. Гольц недоволен всем этим делом, поскольку мы очень хорошо ладили друг с другом и вместе проводили дни напролет. Некоторые темы с дорогим графом лучше не затрагивать, поскольку он настолько консервативен, что в этом дурном мире он будет иметь печальный опыт. Лишь в непроизвольные моменты он нашептывает мне: «единственный элемент, которым мы могли бы теперь хвастаться перед заграницей, это компактная масса прогрессистской партии».
Что я должен делать в министерстве рядом с Ранцау, Абекеном и Хепке[1240], я пока не знаю. Но скоро это все разрешится. Тем временем, Моренгейм[1241] пишет, что Грунер на верном пути, чтобы сойти с ума, да и головные боли Бернсторфа на нервной почве внушают опасения. Будберг готовит теперь свое место в Париже, и Киселев говорит об отставке.
От Бисмарка получил письмо из Парижа. Его будущее сокрыто от него во тьме — Париж или пост министра-президента. Он пишет: «я все еще сижу, как птица на крыше... Политический барометр показывает «без перемен», решение консервативно, солидарность династий, сохранить то, что есть, тип удовлетворения и добропорядочности. Россию недооценивают, а эффект ее кризисов переоценивают.
Час настал».
С.-Петербург, 3 июля 1862
Мои дорогие Шлёцеры,
1 июля 1857 г. я получил телеграмму о своем назначении секретарем миссии. 1 июля 1862 г. я получил патент советника-посланника[1242] с приглашением «лично, с возможностью дальнейшего применения за рубежом» работать в министерстве, в политическом отделе. С Горчаковым я попрощаюсь завтра в Царском (Селе — В.Д.) и через десять — двенадцать дней совершенно уеду отсюда.
Бисмарк пишет мне из Парижа: «император, у которого я вчера завтракал в Фонтенбло, отправляется в 10 (часов — В.Д.) в Виши; во время длительной прогулки вдвоем он рассказывал мне много интересного, что не подойдет (для передачи — В.Д.) почтовой корреспонденцией. Все слухи в отношении его здоровья ошибочны, он также здоров, как всегда, несколько мексикански-уставший, полон душевных и физических сил; она за прошедшие пять лет стала еще лучше[1243]... Я слышал, все же назначен Пирх.
Я также могу надеяться увидеть Вас в Берлине».