Около 11 мы вместе с Ривертерой[1231] поднялись на думскую башню[1232], где могли созерцать все огненное море. На голубом небе прекрасно выделялись всполохи пламени и клубящиеся облака дыма.
То, что все эти пожары были спланированы, не поддается сомнению. Известно, что поджигатели использовали коричневое фосфорное вещество, которое будучи размазанным по дереву через некоторое время самостоятельно возгорается[1233]. Также не подлежит сомнению, что поджигатели не из простого народа, но состоят в тайном политическом обществе, которое хочет этими продолжающимися пожарами уничтожить капиталистов и увеличить пролетариат, чтобы впоследствии с его помощью осуществить план переворота. Но ни один пока еще не найден, хотя уже и арестованы сотни людей. С позавчерашнего дня введением законов военного времени надеялись запугать людей. Тем не менее, в тот же день пожары произошли в двух местах, а заранее запланированные на вчера пожары на Галерной улице и Мещанской были вовремя потушены лишь благодаря случайности. Несмотря на жесткий полицейский контроль, на этих двух улицах было обнаружено то же жуткое вещество, растертое по деревянным стенам. Если план по поджогу Tamoschnja[1234] будет приведен в действие, биржа станет банкротом.
Город в неописуемом смятении; каждый думает о том, что еще должно произойти. Полиция удвоена; все Dworniks на своих местах и днем, и ночью.
Наряду с этим в гвардейском офицерском корпусе вновь распространяются дурные идеи. В гвардейском саперном батальоне[1235] три или четыре офицера были обвинены в распространении запрещенных писем. В Измайловском — один офицер открыто призывал к восстанию. Расследованиями усердно занимается комиссия. Сегодня арестован граф Ростовцев, флигель-адъютант императора[1236]. Император плачет весь день. Василий Долгоруков, шеф тайной полиции, в своей беспомощности хочет все замять, чтобы Европа не была плохого мнения о России. Суворов[1237], который был у Гольца утром во второй день после Троицы и сказал ему, что «возмутители спокойствия несколько утихомирились и поджали хвост», сжимает с вечера понедельника кулак от гнева из-за того, что не может привлечь ни одного поджигателя. Довольно, вся эта история ужасна.
Однако ожидается новая эра: в день празднования тысячелетия Российского государства в Новгороде[1238].
Тем временем, остзейские провинции ведут пока сказочно-спокойное существование. На них и на Финляндию русский смотрит с завистью. Особенно его раздражает германский мир, который упорно сохраняет себя и свои институты, и к тому же спокойно прогрессирует в культурной, духовной и экономической сферах. Перед лицом возрастающего славянского национального чувства лучшее управление балтийских провинций может иметь роковой исход. Несмотря на все золочение, русский остается варварским кочевником — колышущаяся пашня старательных соседей раздражает его алчность.