. Он воспринял моё назначение как знак внимания, который король оказал моему папе.
После обеда у меня была длительная политически талантливая беседа с ним, затем последовало значительное рукопожатие — и две европейские величины разошлись.
Отправляемся через полчаса. Надежда Богданова[350] и Истурис Монтеро[351], новый испанский посланник, отправляются вместе со мной.
Штеттин показался мне очень скучным. Мне очень Вас не хватает!
Ст. Петербург, 8 июля 1857
Переезд был великолепным; общество предложило мало интересного. Мы прибыли вчера, во вторник, в 4 часа утра уже в Кронштадт, но сюда добрались только к 9½ часам, поскольку почтовое судно, естественно, очень долго спало. Визитация паспортов в Кронштадте, следуя тенденции настоящего времени, упрощена, но все равно очень скучна.
Сегодня мой шеф отвезет меня к Мальцову[352], чтобы представить меня в роли Chargé dʼaffaires. Как долго будет длиться это удовольствие, зависит от возвращения Вертерна.
Вчера целый день вплоть до полуночи я был со своим шефом. Он радуется тому, что я теперь секретарь посольства, и сказал: «теперь Вы должны стать первым!»
Он отправляется в субботу на «Адлере» и отыщет тебя в Штеттине.
Ст. Петербург, 11 июля 1857
Это письмо передаст тебе мой шеф или домашний учитель его сына, др. Тайхмюллер[353]. Слухи о его перемещении в Вену становятся, к сожалению, все более правдоподобными. В качестве преемника называют Каница[354] из Неаполя или графа Редерна[355], брата генерал-интенданта[356], сейчас посланника в Дрездене, где, говорят, он и его жена, урожденная Одескальки[357] и знатная dame du monde[358], живут на широкую ногу.
На судне из Любека Вертерн вчера не прибыл. Теперь он не приедет до вторника, и до этих пор я накую столько донесений, что берлинские тайные советники никогда, пожалуй, не забудут, что я, пускай даже только и ненадолго, но все же был единственный раз в своей жизни поверенным в делах в Ст. Петербурге. Это очень страшное дело для тщеславия, но вместе с тем и веселое!
А теперь, мои дорогие Шлёцеры, несколько слов о нашем последнем совместном пребывании. Я был неописуемо рад видеть Вас снова! Когда я вспоминаю о 1 июля, перед моими глазами вместе с нашими дорогими родителями стоят Ваши замечательные образы. То, что я не нашел Вас на обратном пути в Штеттине, мне кажется весьма печальным. И когда я снова приблизился к Финскому заливу, когда в Кронштадте Tschinowniks взошли на корабль, мне вспомнились тогда дубы и буки под Любеком, красивые немецкие нивы, и все эти здешние дела показались мне совершенно скучными. Все это, однако, прошло, когда я обедал со своим шефом и отправился с ним на (Васильевский — В.Д.) остров, с тех пор я вновь со всем свыкся; среди своих коллег я слыву единственным дипломатом, кто летом свалился в Неву