Эта сумма, деленная на приведенную выше, дает 47/10 и при этом еще учтено, что указанные в sub 2[444] отечественные государственные бумаги могут быть сразу же реализованы так, чтобы фактически считаться наличностью. Но такая реализация кажется, однако, весьма сомнительной; итак на 1 января 1857 г. лишь пятая часть стоимости выпущенных императорским правительством бумажных денег была обеспечена денежным резервом.
Между тем, это соотношение стало еще более неблагоприятным. Из очень хорошего источника мне стало известно, что Брок 23 марта э<того> г<ода> подготовил для императора Doklad, согласно которому уже тогда бумажных денег в обращении было на 739 миллионов рублей. 1 января 1856 г. их было 509 миллионов. Таким образом, их масса с 1 января 1856 г. по конец марта 1857 г. увеличилась на 230 миллионов рублей серебром, но нельзя предположить, что денежный резерв в Смешанном фонде вырос в таком же размере.
Последняя неделя, должно быть, также стоила значительных денег. Но придворные торжества могут быть иногда и занятными. Это я понял в прошлый вторник на одном веселом балу в Петергофе. Я тогда настолько забылся, что даже танцевал. В тот самый момент, когда я уже хотел приготовиться к франсез[445] с бывшей придворной дамой великой княгини Екатерины, красивой госпожой ф<он> Веймарн, урожденной Зедделер[446], ко мне приблизилась императрица-мать, чтобы сообщить мне, что она в последние дни много думала обо мне, вместе с чем она вновь с настоящим берлинским тоном задала свой вопрос: «когда же Вы все-таки пришли к идее заняться литературой?» Это «когда» я разъяснил ей весьма внятно, так что благородная дама соблаговолила рассказать мне кое-что относительно моих теперешних изысканий в архиве нашей дипломатической миссии, пока она не закончила свой рассказ тем, что читала рукописные мемуары императрицы Екатерины II, как будто она хотела мне сказать: «Да, мой мальчик, ты все-таки кое-что еще не держал в своих руках!»
Между тем, это не очень-то и разжалобило меня. Так как совсем недавно я нашел в нашем архиве просто неописуемо интересные вещи: вереницу корреспонденции Фридриха Великого[447] с его здешним посланником графом Солмсом[448] за 1771 год, из которой видно, как у короля постепенно возникает, развивается и до конца сформировывается мысль о разделе Польши[449]. Как известно, австрийцы были первыми, кто вступил в Польшу. Об этом становится известно в Петербурге. Солмс сообщает это королю. В самом начале тот об этом и знать ничего не хочет, рассматривает такое дело как «багатель». В конце концов, он получает точные известия, озадачившие его. Теперь он вычисляет: если Австрия увеличится, должна и Пруссия стать больше. Россия должна стать третьей в союзе. Солмс получает приказ за приказом прозондировать петербургский Двор. Но медлительный Панин