– Ух и крепкий, зараза! – выдохнул Матео и помахал рукой перед ртом: самогон из сахарного тростника обжег ему горло. – Не понимаю, как это вообще пить можно!
– Да мог бы уже и привыкнуть! – засмеялся Марсиал, залпом опустошил свой стакан и потянулся к Симону за добавкой.
Килиан сделал глоток и разразился кашлем, из глаз брызнули слезы.
– Осторожней, приятель! – Марсиал похлопал его по спине. – Сначала пей потихоньку. Этот инсектицид не попадает в желудок – сразу в кровь!
– Похоже, нас всех утром ждет похмелье, – предостерег Антон, вытирая губы и улыбаясь.
У Килиана пылали щеки, но он был рад, что отец с ними. Он сделал еще глоточек и ощутил приятное тепло, растекающееся по мышцам.
К ним приближались Хулия с Мануэлем. Увидев Антона, девушка замялась, но спутник взял ее за руку и шепнул:
– Не надо. Я не раскрою твой секрет.
Хулия, бросив на него благодарный взгляд, кивнула.
– Ты все еще здесь? – изумился Хакобо.
– Хулия! – Антон удивился не меньше. – Сколько лет, сколько зим! Как там Эмилио и Дженероса?
– Хорошо. Спасибо. Папа по вам соскучился.
– Передай, что я скоро загляну. А что тебя привело сюда так поздно?
– Я побежал показать ей охоту на гронбифов, – пришел на выручку Мануэль.
– Я думал, ты давно уехала домой, – нахмурился Хакобо.
– Чтобы пропустить все самое интересное? – кокетливо возразила девушка.
– Не уверен, что здесь подходящее место для… – начал было Хакобо.
–… для белой женщины? – закончила она насмешливо. – Да ладно, Хакобо! Не будь таким старомодным!
Антон покосился на старшего сына и пожал плечами. Внезапно вспомнилось, как тридцать лет назад любопытная Марианна уговаривала его позволить взглянуть на танцы африканцев. Он улыбнулся. Все это было в прошлой жизни.
Бой барабанов нарастал. Килиан опустился на землю рядом с Мануэлем и Хулией, в стороне от прочих. Это был его первый африканский праздник, и он не хотел ничего пропустить. Однако его смущала реакция Хакобо: брат не сводил с гостьи хмурого взгляда. Может, ревнует? Ну что же, Хакобо не помешает отведать горьких пилюль.
Симон налил Килиану новый стакан, и все неприятные мысли отступили. Как и Хулия, он позволил магии ночи увлечь себя.
На шеях, руках и ногах чернокожих мужчин и женщин блестели украшения. На многих мужчинах были соломенные юбки, взметавшиеся в танце. Ритм барабанов ускорился, но и танцоры не отставали. Груди женщин призывно колыхались. Танец становился все более эротичным, и Хулия вдруг почувствовала стремление сорвать с себя платье, чтобы отдаться буйству этого сумасшествия. Килиан узнал среди танцующих Икона, Моей и Нельсона, не хватало только худосочного Умару. Барабаны уже звучали не просто в ушах, а в крови. Тела, смазанные маслом, блестели, крупные капли пота скатывались по лицам. Когда грудь Килиана, как и всех прочих, готова была взорваться от недостатка воздуха, темп начал замедляться, и вот уже раздавались только редкие постукивания, как бывает после оргазма. По кругу пошли куски мяса и кружки с малам-бой. Нигерийцы пели, выкрикивали что-то, а испанцы все еще пребывали под впечатлением танца. Но для Хулии волшебство рассеялось, как только она взглянула на часы.