— Когда мы раскопали могилу, а потом спали в лесу… помнишь? Тогда мне и приснилась старуха Мельникова. Она сказал, что беда будет, надо отдать перстень Анке. Я не знаю, кто такая Анка, но подумал, что дочь.
— И ты украл и отдал ей?
— Нет, ничего не отдавал.
Прозвучало искренне, потому что и в самом деле не отдавал. Пытался, но ведь не отдал.
Игорь сверлил меня взглядом, он и верил и не верил. Потом тяжело вздохнул и отвёл глаза.
— Мельникова называла свою дочь Анкой. Не Аней и не Анной, а вот так. И когда ты сказал, то… в общем, извини, Глеб.
— Да ладно, ерунда. Забыли.
Я переоделся и пошёл колоть дрова для печки. Махал топором, разбивал поленья — монотонная работа успокаивала — и вспоминал бешеные глаза Игоря. И жалел, что не догадался прикопать перстень в могилу Мельниковой.
* * *
Анна Никитична развела в тёплой воде немного стирального порошка, протёрла рамы, затем стёкла с обеих сторон. Тщательно, до скрипа вытерла скомканной газетой.
— Погода-то какая стоит… душа радуется!
Старуха Клавдия будто не услышала и ответила невпопад:
— Умру я скоро, Анка.
Та обернулась и растерянно посмотрела на мать, бессильно опустила руки. С тряпки на пол закапала мутная вода.
— Видение было?
Мельникова погладила кончиком пальца перстень, вздохнула:
— Он молчит о смерти, жалеет или что… Сама знаю.
— Мнительная ты, — покачала головой Анна и подумала: «Да с чего ей умирать? Здоровье как у молодой, без очков сидит шьёт, даже морщин почти нет. Может, кольцо её бессмертной сделало?»
— Не-ет… Бессмертен Бог и Ангелы, — ответила мать.
— Не читай мои мысли!
— Так они сами читаются… Дом продай и поезжай к себе. Спасибо, помогла ты мне. Досмотрела, не бросила. — Старуха сняла перстень, положила на ладонь и сказала: — Прими, Анка, из рук в руки прими.
Анна испуганно молчала. Давно она ждала этого разговора, много раз мысленно отвечала, приводила доводы, а сейчас растерялась. Сколько помнила себя, всегда в их доме толпились люди. Летом ждали на улице, рассаживаясь на лавке и вынесенных табуретах, в холода томились в сенях и узкой прихожей. Страждущие не знали ни выходных, ни праздников. Мать никому не отказывала. Она могла стать очень богатой, но не стала; за помощь брала гостинцы, редко — деньги, если очень настаивали.
— Не могу… такая ответственность… — пробормотала Анна.
Мать погрустнела, опустила плечи.
— К плохому человеку колечко попадёт — беда будет, ой какая беда… Но нет так нет. Потом ещё спрошу, авось передумаешь. Не примешь — со мной схорони. Тайно, чтоб никто не знал.
— Всё сделаю, не беспокойся.