Он послушался, взял со спинки стула полотенце и вышел. Я бросил веник и прилип к окну.
Макаркин поискал глазами качок, споткнулся о трубу, чертыхнулся. Несколько раз нажал на рычаг, умылся холодной водой у бочки.
— Странное состояние, — сконфуженно сказал Игорь, когда с порозовевшим лицом и влажными волосами вернулся в комнату, — как будто без сознания был всё это время. Сколько мы здесь? День или два?
— Две недели, — покосился я.
Макаркин повторил со страхом, смешанным с восхищением:
— Две недели… надо же!
— Перед этим ещё на Солёнку ездили, у твоей тётки жили. Помнишь?
— М-м-м… кажется, припоминаю.
Он похлопал себя по карманам, нашёл телефон и уткнулся в экран. Я искоса наблюдал за бывшим другом и молчал. Разговаривать не хотелось.
— Тебя отвезти домой?
Игорь поднял голову:
— Что?.. А-а, отвези.
Он взял с пола рюкзак и первым вышел во двор, долго разглядывал наш скромный дачный домик, пробормотал: «Да-а… это не пять звёзд», и сел в машину.
Дорогой Макаркин всё проверял даты на телефоне и часах и вздыхал.
— В больницу пойду. Может, таблетки выпишут от амнезии. Глебыч, есть такие лекарства?
Я пожал плечом:
— Не знаю.
— Мы что, поссорились? — после паузы спросил Игорь.
— Нет, не ссорились, всё нормально.
Макаркин испытывающе посмотрел на меня тёмными глазами-щёлочками и, кажется, не поверил.
— Красивый перстень, — заметил он, — я его раньше не видел.
— Это не мой… так, поносить дали. — Я притормозил у подъезда и небрежно попрощался: — Пока! Увидимся.
— Пока.
На какую-то секунду я замешкался и не сразу пожал протянутую руку. Игорь помрачнел.
— Глебыч, ты прости, если что. Я пьяный дурак, сам знаю. Лады?
— Лады.
Макаркин медлил, как будто хотел ещё что-то сказать, но так и не решился, выбрался из машины, хлопнул дверью. Я проводил взглядом его худощавую фигуру и нажал педаль акселератора.
Дома Игорь обнаружит переписку с каким-то незнакомым Николаем, но не поймёт из неё ни слова: вместо букв там окажутся значки и символы.
Николай на следующий день найдёт в подвале перстень с агатом. Повертит в руках и хмыкнет: «Наверно, Ирка оставила…»
Я подышал на глянцевитый агат, протёр его краем рубашки и надел перстень. Меня давно мучил вопрос: откуда у Мельниковой появился артефакт? Настала пора узнать это.
Из гостиной долетал бубнёж телевизора о циклонах и антициклонах, я прикрыл веки и сосредоточился.
…Когда открыл глаза, то обнаружил себя в роскошно обставленной комнате — кабинете, судя по креслу с высокой спинкой, громоздкому письменному столу и разным расставленным на нём антикварным мелочам: чернильному набору, пресс-папье и бронзовым часам с кудрявыми голенькими ангелочками. У высокого окна щерился белыми клавишами старый приёмник размером с телевизор, а над столом — я даже протёр глаза — висел портрет Гитлера в раме. Зачёсанные набок тёмные волосы, усики под носом, будто краской мазнули, на рукаве повязка со свастикой. Неужели меня занесло сюда по ошибке?