В воздухе пока сохранялась прохлада, да и груз был не слишком тяжелым, но непривычный к подобному способу переноски Цзяо Тай вскоре изрядно вспотел. На корме очередного суденышка он остановился передохнуть и огляделся по сторонам. Отсюда уже не было видно городской стены, ибо со всех сторон его окружал лес мачт и рей, увешанных рыбачьими сетями и сохнущим бельем. Казалось, будто мужчины и женщины, сновавшие на судах, принадлежат к разным племенам. У мужчин были короткие ноги, но длинные, мускулистые руки, походка резвая и порывистая. На смуглых лицах выделялись высокие скулы и приплюснутые носы с широкими ноздрями. А вот лица некоторых молодых женщин были весьма привлекательны, хотя и грубоваты: округлые лица и большие живые глаза. Сидя на корточках, они выколачивали на мостках грязное белье тяжелыми круглыми палками и болтали между собой на совершенно непонятном гортанном языке.
Хотя и мужчины, и женщины подчеркнуто не обращали на Цзяо Тая ровно никакого внимания, его не покидало чувство, будто за ним все это время постоянно наблюдают украдкой. «Видно, оттого, что здесь нечасто увидишь китайца! Стоит повернуться спиной, как эти уродливые карлики глаз с меня не сводят!» Он обрадовался, увидев впереди узкую полоску воды. Бамбуковые мостки вели к длинному ряду больших, ярко раскрашенных китайских джонок, пришвартованных корма к носу. За первым рядом тянулся второй, за ним третий, соединенные широкими настилами с поручнями. Четвертый ряд был последним и почти достигал фарватера.
Цзяо Тай забрался на корму ближайшей джонки, и перед ним предстала широкая гладь Жемчужной реки. Он с трудом различил мачты судов, пришвартованных вдоль противоположного берега. Посчитав джонки, Цзяо Тай выяснил, что находится на третьей в четвертом ряду. Возглавляла ряд очень нарядная джонка размером не меньше боевой. Ее высокие мачты украшали шелковые флажки, а вдоль карнизов кают раскачивались под утренним бризом гирлянды цветных фонариков. Осторожно балансируя своими корзинами, Цзяо Тай по узким проходам вдоль борта прилегающей джонки дошел до нарядной и взобрался на ее борт.
У люка околачивались трое полусонных прислужников. Едва взглянув на Цзяо Тая, они вернулись к разговору, а он, чуть не задев их коромыслом, проскользнул в темный коридор, в котором было несколько дверей, одна за другой, а в воздухе висел тошнотворный смрад дешевого жира. Тут не было ни души, поэтому он поставил свои корзины и вышел на кормовую палубу.
Здесь на деревянной скамье, скрестив ноги, сидела невзрачная девица и стригла ногти. Она безразлично взглянула на него и даже не удосужилась одернуть грязную юбку, кроме которой на ней ничего не было. Зрелище невеселое, но, добравшись до середины судна, Цзяо Тай воспрянул духом. На другой стороне до блеска отдраенной палубы он увидел высокую двустворчатую дверь, выкрашенную ярким красным лаком. Толстяк в ночном халате из дорогой парчи стоял у леера и шумно полоскал горло. Хмурая девица в мятой белой рубахе держала перед ним чашу. Вдруг толстяк поперхнулся и его вырвало, частично за борт, частично девушке на рубаху.