— Я здесь по делу, — возразил Цзяо Тай. — Кто говорит, будто я соперник?
— Я говорю. — Она заложила руки за голову и грациозно потянулась. Затем зевнула и, подняв на него свои огромные глаза, раздраженно спросила: — Ну, и чего же ты ждешь? Или ты из тех зануд, что лезут сперва в календарь, чтобы выяснить, насколько благоприятен день и час?
Он встал и заключил ее податливое тело в объятия. Каких только женщин он не встречал за свою долгую жизнь, но лишь сейчас впервые ощутил, что эта любовь навсегда. Зумурруд заполнила собой то место в глубине его души, что всегда оставалось пустым, всколыхнув что-то такое, о чем он даже не подозревал, но теперь внезапно осознал как первопричину всего своего существа. Он знал, что не сможет жить без этой женщины, — и даже не удивился такому открытию.
Потом они наскоро вымылись вместе. Надев тонкий халат из голубой кисеи, она помогла одеться Цзяо Таю. Вскинула голову при виде утяжеленного железными пластинами жилета, но от замечаний воздержалась. Вернувшись в каюту, она указала ему на кресло у чайного столика из розового дерева и небрежно произнесла:
— Раз уж со всем остальным мы покончили, расскажи немного о себе. Времени у нас немного, ведь скоро явится горничная, а она обо всем доносит моему покровителю.
— Я бы лучше послушал о тебе: ведь я почти ничего не знаю о твоем народе — арабах. Ты ведь…
— Арабы — не мой народ, — отрезала она. — Мой отец был арабом, но мать-то — дешевая шлюха из племени танка. Тебя это смущает?
— Вовсе нет! Работа в борделе — тоже ремесло, а что до племени или цвета кожи, так мне вообще никакого дела нет. Рано или поздно всем людям придется стать китайцами, будь они коричневые, синие или черные! Если мужчина хорош в бою, а женщина в постели, то, как мне кажется, большего и желать нечего.
— Ну, это уже кое-что! Мой отец был арабским мореходом. Вернувшись в свою страну, он бросил мою мать с ребенком. Со мной. — Она налила ему чашку чая и продолжила: — Ремеслом я занялась, когда мне исполнилось пятнадцать. Я подавала надежды, благодаря этому матери удалось продать меня на большую цветочную лодку. Мне приходилось принимать гостей, а в свободное время прислуживать китайским куртизанкам. Издеваться надо мной было любимым развлечением этих грязных сучек!
— Не так уж плохо они к тебе относились, — не согласился Цзяо Тай. — На твоем восхитительном теле не осталось ни единой отметины.
— Да, меня не били ни розгами, ни палкой, — с горечью сказала она. — Хозяин запрещал оставлять отметины, ибо в будущем рассчитывал хорошо на мне заработать. Так что мерзавки всего лишь подвешивали меня за волосы на стропилах и кололи раскаленными иглами, просто чтобы скоротать вечерок. А когда им становилось по-настоящему скучно, они связывали меня и засовывали в штаны огромную сколопендру. Ее укусов не видно, но ты же понимаешь, куда именно она жалила! Чего только мне не пришлось вынести!