Второй шаг Лорис-Меликова произвел не менее благоприятное впечатление в обществе. 18 августа стало известно, что Лорис-Меликов настоятельно просил царя снять с него диктаторские полномочия, ставшие теперь ненужными, и свести их к прямым обязанностям министра внутренних дел. Либеральные органы, то есть значительное большинство прессы, встретили с живейшим энтузиазмом этот возврат к нормальному положению вещей. Они воспевали панегирики патриотизму, скромности и великодушному бескорыстию Лорис-Меликова, о которых свидетельствовал этот добровольный отказ от диктатуры.
Под сильным впечатлением указа об упразднении III Отделения некоторые публицисты видели в новой ориентации Лорис-Меликова прелюдию к более важным преобразованиям, начало «законного развития прежних реформ», эту кабалистическую формулу, под которой все читатели ясно различали слово «конституция».
Но Лорис-Меликову не удавалось победить сопротивление царя. Оппозиционное настроение, все более укреплявшееся в кружке цесаревича, беспокоило государя. С самим цесаревичем было бы еще нетрудно сладить, благодаря его нерешительному характеру, колеблющемуся и не очень цепкому уму. Но его единомышленники представляли из себя силу, с которой приходилось считаться. Тайные собрания в Аничковом дворце привлекали к себе многих незаурядных людей, отличавшихся силой убеждений, знанием государственных дел, непоколебимой волей и политическим чутьем. Среди них были граф Дмитрий Толстой, граф Воронцов, генерал Игнатьев, князь Мещерский, красноречивый полемист панславизма Катков и, наконец, пылкий поборник абсолютизма, фанатик православия Победоносцев.
Удастся ли вырвать из сферы их влияния набожного цесаревича? Лорис-Меликов употребил на это все свое красноречие и ловкость. 25 августа, встретившись с цесаревичем у императора, он пространно изложил наследнику свои идеи. Лорис-Меликову удалось увидеться с ним и на следующий день, уже с глазу на глаз, чем он не замедлил воспользоваться, чтобы еще с большей настойчивостью вернуться к этому вопросу.
Вкрадчивыми и меткими словами он так подействовал на цесаревича, что мог даже написать в тот вечер г-же Шебеко: «Насколько можно судить по внешним признакам, политическая программа, изложенная сегодня мною наследнику, произвела на него неплохое впечатление. Слава Богу!»
Но хитрый царедворец во время этого свидания, конечно, не касался самой главной своей мысли, которую пока он не открывал даже самому государю. Тайный брак царя, в который он был посвящен, подсказал ему новый, очень смелый способ выполнить большой политический замысел. Для этого надо было указать государю, что дарование стране конституции может дать ему право возвести свою морганатическую супругу в сан императрицы и оправдать этот акт в глазах народа.