«Жаль, что вы не обратились ко мне раньше, но я постараюсь вам и сейчас помочь», — донеслось до Лены.
Выглянувший из-за снежной хмурой тучи слабый луч солнца скользнул, блеснув по его затылку, по статной широкой спине. Чирков с товарищами удалялся, не торопясь, перешагивая через рельсы, постоял, пропуская мимо громыхающий новыми цельнометаллическими вагонами состав дальнего следования.
Лена слишком хорошо знала Чиркова, чтобы удивиться его отношению к ней. Только почему он так разговаривает с нею на людях? Ведь никто не знает истинной причины, и могут подумать, что если комсомольский работник, так его можно и не слушать.
Когда Лена, вечером собрав членов комитета, объясняла им, как помогать руководителям политкружков, учить их, чтобы они проводили занятия живо и интересно, Рудаков сумрачно возразил ей:
— Это легко сказать. А только одни мы, без помощи партийного комитета, ничего не проведем. Разве одну только какую-нибудь захудалую консультацию.
— Не проведете, — согласилась Лена. — Да, кстати: долго у вас будет эта кутерьма с посещаемостью?
— А что поделаешь с людьми, если они то и дело в поездках!
— В поездках! — Лена пожала плечами. — Брось, Федор! Для проводников и паровозников занятия вам разрешили дублировать. Просто для вас это предлог, что всех все равно не соберешь, и вы не обращаете внимания на тех товарищей, которые совсем не ходят на занятия.
— Неправда! Ну, неправда же! — загорячился Федор.
— Зачем споришь, Федор! — Лена коротко засмеялась. — Нам же сегодня «знаток Чайковского» в этом помог убедиться.
— Бывает же… Только если бы нас хотя бы начальники служб поддерживали… Комсомольцу на занятия надо, а его совсем неожиданно в другую смену либо в другую поездку перевели, вы не видели.
— Не поддерживают? А ты просил их помочь?
— Конечно, просил.
— Тогда давай вместе зайдем в партком.
— Хорошо! — живо откликнулся Рудаков.
Было уже довольно поздно, и проходивший мимо поезд убежал в серую вечернюю даль. Шум его долго еще был слышен, а очертания вагонов быстро исчезли, растворились в сумерках.
В парткоме, видимо, только что кончился серьезный разговор. Чирков глубоко затягивался папиросой и улыбался приятной, довольной улыбкой хорошо поработавшего человека. Члены парткома были возбуждены, но, кажется, тоже довольны.
Секретарь парткома Ушаков, щуплый, низенький, но очень живой мужчина лет сорока, добродушно спросил Лену:
— Ну, что хорошего нам скажете?
Лена улыбнулась нервной улыбкой и мельком взглянула на Чиркова.
— У товарища Рудакова были к вам вопросы, он говорит — трудноразрешимые.