Федор резко заговорил о путанице в графиках, о начальниках служб, которые не беспокоятся об учебе молодежи. Рассказал несколько безобразных случаев невнимания коммунистов к комсомольцам.
— Ну-у, Федор, дорогой товарищ, — протянул Ушаков. — Мы с тобой в первый раз встречаемся, что ли? Что же ты раньше-то молчал?
— Ну, вот теперь говорю. И потом пропагандисты у нас плохие.
— Ты меня просил только хороших пропагандистов прислать. А мы их, мой друг, тоже готовенькими не выпускаем, хороших-то.
— Так, положим, я виноват, — вспыхнув и покраснев, ответил Федор. — Думал, сам оправиться, Николай Дмитрич. Но ты-то понимаешь, что не все от комсомола зависит.
Чирков выслушал Рудакова очень внимательно, Лене понравилась сейчас резкость Федора. «Правильно требует», — отметила она.
Секретарь парткома искоса посмотрел на Лучникову. Усы Ушакова слегка топорщились, и верхняя, выглядывавшая из-под усов губа была маленькая, розовая, а подбородок — неожиданно колючий и сильный. Однажды Лена слышала, как рабочие шутили о парторге, что верхняя губа у него для внучат, а нижняя — чтобы бить бракоделов. На маленьком остром лице Ушакова уже появилась улыбка человека доброго, умного, но себе на уме.
— Ведь старикам и растолковать порой надо. Одни, бывает, и вправду не считаются с комсомольцем. Не считаются, Степан Сергеевич? — обратился он к лысому, располневшему железнодорожнику, рассеянно кивнувшему в ответ, и присовокупил: — Ага, вот! А другие находят его слишком взрослым.
— Мы вот что сделаем, — подумав и листая календарь, совершенно серьезно сказал Ушаков. — Сегодня понедельник, в пятницу у нас партком… Изменим повестку дня. Включим вопрос о политпросвещении комсомольцев и молодежи. Наметим точно, когда семинары, когда что…
Ушаков оглядел всех: не возражают ли? Коммунисты не возражали.
— Правильно, — сказал Степан Сергеевич, для убедительности постучав ногтем по книге.
В десятом часу Чирков стал прощаться. Все тоже поднялись. Чирков неторопливо подошел к рогатой вешалке, на которой висело его пальто.
Транспортники почти все жили неподалеку от вокзала. Выйдя из дверей парткома, они очень скоро распрощались. Чиркову и Лене предстояло идти вдвоем. И Лене хотелось сейчас придумать какой-нибудь предлог, чтобы уйти одной, чтобы только не быть с ним. Но из-за самолюбия она этого не сделала.
* * *
Лена Лучникова была ленинградкой. Дочь крупных специалистов, она выросла в семье людей добрых, трудолюбивых, но замкнутых. Лену родители очень любили и берегли: в раннем детстве ее не водили даже в детский сад.