В «анонимных алкоголиках» говорят, что нельзя загадывать, сколько ты не будешь пить. Нужно двигаться день за днем, потому что это решение принимаешь каждый день и каждый день у тебя есть выбор. Но!
Это звучит так тяжело, так безрадостно и обреченно! Гораздо приятнее думать о выборе: как жить, выпивая, я знаю, теперь попробую пожить без алкоголя и сравню. Никакого давления.
Я не думаю, что воздержание само по себе все перевернет. Просто дарю себе шанс что-то менять, не более. Но и бесценно много одновременно.
Мне бы хотелось верить, что теперь у меня отрастут новые здоровые мозги, я встречу любовь всей жизни и заключу невероятно выгодный контракт. Похудею и напишу бестселлер. Но, скорее всего, я просто три месяца буду трезвая.
Мало это или много? Сколько добавочных дней жизни, пусть и моментами невеселой, но которую я буду помнить, я себе прибавлю? И что я напишу в последней строчке этой книги?
Карина
Если раньше Юля чувствовала себя немного моей наставницей, то теперь мы поменялись ролями. Это возбудило во мне нездоровый энтузиазм поучать, рассказывать о вреде алкоголя, анализировать, как, что и когда я пила, и разоблачать теории заговора.
В школе до института и тусовок по клубам я пила водку. Водка с соком, коктейли в банках: «Отвертка», «Ягер», «Хуч». Все, с чем можно было смешать водку, годилось. В клубах я перешла на «Водку – Редбул», а наутро «Редбул» шел с сигареткой перед парой. На домашних тусовках мы также предпочитали водку, смешивая с чем-то другим на вкус. Было дешево и вкусно, как в «Макдоналдсе».
Меня окружали признанные и непризнанные гении, и все были уверены, что для знакомства с музой им нужно залезать в такие чертоги мозговых извилин, куда не добраться без наркотиков. Художники, архитекторы и музыканты пили вино, как воду, обсуждали силу цвета в душных комнатках с запахом травки, клали белые таблетки на язык и закрывали глаза, но мне было достаточно банального спирта, чтобы не выделяться, чтобы поднять себе настроение и поддержать разговор о цвете. Ведь я точно знала, что я не гений. Моя мама была гением, хватит с нашей семейки.
В детстве я обожала садиться рядом с ней под мольберт с альбомом и карандашами. В комнате играла странная китайская музыка, пахло краской, сигаретами и гуавой. Мама улыбалась. Она всегда улыбалась, когда рисовала. Тогда-то я впервые и увидела взгляд, где были смешаны жалость и отвращение в равных пропорциях. «Иди лучше поиграй в куклы, дорогая», – говорила она мне и совершала полукруг ладонью от моего лба к подбородку, имитируя поглаживание, имитируя подбадривание. Каждый раз после этого мне жгло правую половину лица, я убегала в слезах, а она закатывала глаза. Уверена, что именно поэтому у меня скошенный подбородок, и даже не пытайтесь меня в этом переубедить.