— Тебя все никак не отпустит? — Он криво усмехается, машинально оглядываясь.
На папочку.
Не Темный, а тряпка.
— Ханар, о чем это вы? — растерянно улыбается сонора Морена, худосочная жертва подтяжек и бесконечной диеты.
— Ваш сын использовал мою подругу и чуть не убил ее, — будничным тоном отвечает Кара.
Коварная. Всю семейку укатала одной короткой фразой.
— Глупости! — с пухлых губ соноры-вешалки срывается нервный смешок.
— Вы говорите о ком угодно, но только не о моем сыне, — с непоколебимой уверенностью в голосе заявляет посол. — Ханар никогда не переступал закон.
— Похвальный оптимизм.
Или скорее идиотизм.
— Ты тоже так считаешь, Ханар? — продолжаю я, жалея, что он не плавал вчера вместе с нами.
Вот кому бы я с удовольствием врезал. Бил бы, пока кулаки не посинели.
— Я хотел всего лишь поздороваться. Жаль, эта девка тебя окончательно испортила.
А вот это он зря.
Со своего места поднимается отец Кары. Он выше Ханара почти на голову, крупнее и шире в плечах. Под его взглядом Морена весь аж сжимается, становясь еще более мелким и жалким.
— Вы говорите о моей дочери, — ровно произносит де Ларра, но при этом с такой интонацией, что даже мне становится не по себе.
Ханар теряется. Морщась, опускает взгляд, и на помощь тут же приходит его папаша.
— Прошу простить нас, не будем вам мешать.
Обменявшись взглядами, мрачными и колкими, старшее поколение Темных расстается полюбовно. Морена уводит семью в другой конец зала, Эдвард возвращается за стол и сразу набрасывается на дочь:
— Ничего не хочешь объяснить? Когда это Ханар Морена успел стать твоим врагом?
— Когда воспользовался Джен, чтобы подставить Ксанора и бросить тень на его брата.
Видно, что Каре тяжело даются воспоминания, поэтому про дебильный план Морены рассказываю я. Де Ларра слушают, не перебивая. Только Эдвард с каждой минутой все больше мрачнеет, а Амелия становится все бледнее.
— Боги, ты ведь тоже могла пострадать! — наконец выдыхает она.
— Но ведь не пострадала. — Кара мягко касается ее руки, чуть сжимая дрожащие пальцы. — Я большая девочка и могу за себя постоять.
— И я тоже не дам ее в обиду, — обещаю я, но почему-то мои слова им не нравятся.
— У Кары есть кому о ней позаботиться, — нервно сминая салфетку, говорит Амелия.
Теперь всегда так будет? Все разговоры будут сводиться к их светлому любимчику?
— Не переживайте, я помню, — скрепя сердце заверяю сонору.
Думаю, не стоит уточнять, что ужин заканчивается дерьмово. Я так и не покорил сердце Амелии, не расположил к себе Эдварда. И если Виктор для них чуть ли не идол, то я что долбаный камень преткновения на пути к счастью их дочери.