Он схватил его за ухо, отвел в комнату и с силой толкнул на кровать.
– Будешь сидеть тут, пока мы не выпустим тебя, ясно?
Он не ответил и на этот раз. Отец некоторое время стоял, удивленно вращая глазами и приоткрыв рот, словно детское упрямство предвещало приближение часа суда и всепоглощающий потоп. Потом взял себя в руки и приказал:
– Собери все свои вещи и выложи в коридор.
Сначала он даже не понял, чего хочет отец, но тот уточнил:
– Кроме одежды, обуви и постельного белья. Все остальное.
Он унес ребенка и оставил жену сидеть в одиночестве в полосках бледного света, падающего ей на лицо от жалюзи.
Без ребенка она никуда не денется, он прекрасно это понимал.
– Он спит, – сказал он, спустившись со второго этажа. – Скажи мне, что происходит?
– Что происходит? – Медленный поворот головы. – Разве не я должна задать этот вопрос? – спросила она мрачно. – Что у тебя за работа? Чем ты зарабатываешь столько денег? Ты делаешь что-то противозаконное? Шантажируешь людей?
– Шантажирую? С чего ты взяла?
Она отвернулась:
– Не важно. Просто отпусти нас с Бенджамином. Я больше не хочу здесь оставаться.
Он нахмурился. Она задавала вопросы. Она выдвигала требования. Неужели он где-то недоглядел?
– Я спросил: с чего ты взяла?
Она пожала плечами:
– А почему бы и нет? Тебя никогда нет дома. Ты ничего не рассказываешь. Твои коробки после переезда стоят запертые в одной-единственной комнате, словно какая-то святыня. Ты лжешь о своей семье. Ты…
Не он прервал ее. Она умолкла сама. И опустила глаза на пол, не в состоянии собрать в кучу все те слова, которые никогда не должны были сорваться с ее губ. Пораженная собственной самоуверенностью.
– Ты рылась в моих коробках? – тихо спросил он, но внутри, под кожей уже огнем горела догадка.
Значит, она знает про него то, чего знать не должна.
Если он от нее не избавится, он пропал.
Отец проследил, чтобы все вещи из комнаты были свалены в кучу. Старые игрушки, книги Ингвальда Либеркинна[27] с изображениями животных, всякие мелочи, которые он собирал. Удобная ветка для чесания спины, горшок с крабовыми клешнями, окаменевший морской еж и болотный огонек. Все в кучу. Когда он закончил, отец отодвинул кровать от стены и перевернул ее на бок. Там, под сплющенным горностаем, лежали его сокровища. Журналы, комиксы, а с ними и все моменты беспечности.
Отец быстро все это осмотрел. После чего отложил журналы отдельно и принялся считать. После каждого журнала он слюнявил кончики пальцев и считал дальше. Каждый экземпляр озвучивался. Очередное число – очередной удар.
– Двадцать четыре журнала. Я не стану спрашивать, откуда они у тебя взялись, Чаплин, – это меня не интересует. Сейчас ты повернешься ко мне спиной, и я ударю тебя двадцать четыре раза. И впредь я не желаю видеть подобное безобразие у себя дома, ясно?