– Довольно похоже, – сказал он. – Только глаза у него были не так близко расположены. Больше мне вам нечего сказать.
Карл поднялся:
– Я должен вам показать кое-что, чего вы не видели раньше. – И он попросил мужчину последовать за ним.
Из кабинета Асада донесся смех. Этот узнаваемый громыхающий западноютландский хохот, выдуманный Всевышним, видимо, затем, чтобы заглушать шум катерного мотора во время шторма. Да уж, Асад умел развлечь любого. Значит, Карлу можно не спешить.
– Взгляните, сколько у нас нераскрытых дел. – С этими словами он указал Мартину Холту на стену с упорядоченной системой, придуманной Асадом. – За каждым из них стоит какое-то ужасное событие, и горе, явившееся их следствием, наверняка похоже на ваше.
Он посмотрел на Мартина Холта, но тот оставался тверд как камень. Эти дела не имели к нему никакого отношения, эти люди не приходились ему братьями и сестрами. В общем, все происходящее за пределами Свидетелей Иеговы было настолько ему чуждо, как будто и вовсе не существовало.
– Мы могли бы выбрать любое из этих дел, понимаете? Однако занялись именно делом о вашем сыне. И я покажу вам почему.
Мужчина неохотно прошел последние несколько метров, подобно приговоренному к смерти, приближающемуся к эшафоту. Карл указал на гигантскую копию письма из бутылки, сделанную Розой и Асадом.
– Вот почему, – лаконично произнес он и отступил на пару шагов назад.
Мартин Холт долго стоял, читая письмо. Его взгляд медленно двигался по строкам. А дочитав до конца, он снова вернулся в начало. Несгибаемый человек сдался. Человек, для которого принципы были превыше всего. И в то же время он пытался защитить оставшихся детей с помощью замалчивания и лжи.
Вот он стоит и внимает словам своего мертвого сына. Настолько же беспомощным, насколько проникающим в самую душу. Внезапно Холт отпрянул, вскинул руки и схватился за стену. Если бы не стена, он рухнул бы на пол без сознания. Ибо услышал мольбы своего сына о помощи, громкие, как иерихонская труба. И эту помощь он не сумел ему дать.
Карл подождал некоторое время, пока Мартин Холт тихо плакал. Затем мужчина подошел к письму и осторожно положил на него ладонь. Его руки задрожали от прикосновения, пальцы очень медленно скользили от слова к слову, насколько он смог дотянуться.
Потом его голова чуть склонилась на сторону. Тринадцатилетняя боль высвободилась наружу.
Он попросил стакан воды, когда Карл предложил ему вернуться в свой кабинет.
После этого он рассказал все, что ему было известно.