Беседы с больными проходили в кафетерии. Приставы расположились за столом; в отдалении, так что их можно было окликнуть, сидели два санитара, а Трей Вашингтон приводил поодиночке пациентов и уводил после беседы.
Первым оказался небритый, беспрерывно моргающий тип с нервным тиком. Он втянул голову в плечи, как краб-мечехвост, и почесывался, избегая встречаться с приставами глазами.
Тедди взглянул на верхнюю страницу предоставленного главврачом файла; это не было личное дело больного, скорее некие общие характеристики, которые Коули набросал по памяти. Парня, проходившего первым, звали Кен Кейдж, и попал он сюда после того, как набросился в проходе магазина на незнакомого человека и начал избивать свою жертву банкой с зеленым горошком, при этом тихо приговаривая: «Не читай мою почту».
– Ну что, Кен, – начал Чак, – как вы поживаете?
– Ноги зябнут. У меня зябнут ноги.
– Сочувствую.
– Больно ходить, да. – Кен поскреб края струпа на руке, сначала осторожно, словно нащупывая подходы.
– Позавчера вечером вы были на групповой терапии?
– Ноги зябнут, и больно ходить.
– Дать носки? – предложил Тедди, заметив, как ухмыльнулись два санитара.
– Да, я хочу носки, я хочу носки, я хочу носки, – бормотал он, опустив голову и слегка подпрыгивая.
– Сейчас получите, но сначала мы должны уточнить, были ли вы…
– Сильно зябнут. Ноги. Зябнут, и больно ходить.
Тедди глянул на Чака, а тот в это время улыбался откровенно хихикавшим санитарам.
– Кен, – сказал Чак, – посмотрите на меня.
Но Кен продолжал смотреть в пол, еще больше подпрыгивая. Он расковырял ногтем струп, и волоски на руке окрасила кровь.
– Кен?
– Не могу ходить. Никак, никак. Зябнут, зябнут, зябнут.
– Кен, ну же, посмотрите на меня.
Кен положил кулаки на стол. Тут же поднялись оба санитара.
– Не должны болеть, – бормотал Кен. – Не должны. Они это нарочно. Они напускают в палату холод. И в коленные чашечки.
Санитары приблизились к их столу и через голову больного посмотрели на Чака. Белый парень сказал:
– Ребята, вы закончили или хотите еще послушать про его ноги?
– Ноги зябнут.
У чернокожего санитара поднялась одна бровь.
– Все нормально, Кенни. Мы отведем тебя в душ, там ты быстро согреешься.
Белый парень вставил:
– Я здесь уже пять лет. Одна и та же пластинка.
– Пять лет? – спросил Тедди.
– Больно ходить.
– Пять лет, – подтвердил санитар.
– Больно ходить, они напускают холод в ноги…
Следующий, Питер Брин, двадцати шести лет, оказался маленьким плотным блондином. Он хрустел суставами и грыз ногти.
– Что привело вас сюда, Питер?
Блондин посмотрел на приставов, от которых его отделял стол, глазами, казавшимися перманентно влажными.