Листая страницы сербской истории… (Авторов) - страница 130

. Что же сербам оставалось делать в такой ситуации? Только одно – последовать рекомендации генерала Михайло Рашича тому же регенту от 20 марта: «Не следует себя обманывать, Ваше высочество. Сейчас, когда мы лишились опоры в лице русского императора Николая, нам надо действовать самим»[107]. Вследствие этого Пашичу пришлось перестраиваться на ходу – в лице Югославянского комитета был найден новый союзник, а совместная Корфская декларация была призвана поставить перед правительствами стран Антанты австро-венгерский вопрос от имени нового же политического тандема. «Наша декларация, – подчеркивалось на совместном заседании представителей Сербии, Черногории и австро-венгерских югославян 21 июля 1917 г., – привела к интернационализации нашей (югославянской. – А.Ш.) программы. И сегодня она находится в досье у каждой великой державы…»[108] Кроме того, не явилось ли её принятие и неким превентивным шагом? Ведь в начале 1917 г. ходили упорные слухи о предстоящей в Сараеве коронации императора Карла Габсбурга югославянским королем.

Никола Пашич, Анте Трумбич и другие члены Югославянского комитета на острове Корфу в 1917 г.

Как бы там ни было, совместное заявление на Корфу стало для Пашича не более чем следствием изменившейся политической конъюнктуры. Далее него дело не пошло. Он продолжал маневрировать. А потому и не кажется удивительным его резкий «вираж» в сторону от «согласованной» югославянской позиции в начале 1918 г., когда США и Англия сочли вдруг целесообразным сохранение Австро-Венгрии (речь Дэвида Ллойд-Джорджа в Палате общин 5 января и знаменитые «14 пунктов» Вудро Вильсона). Реагируя на этот поворот, Пашич срочно дал команду сербским дипломатам в Лондоне и Вашингтоне поднять вопрос о Боснии и Герцеговине, чтобы обеспечить Сербии хоть что-нибудь в этой ситуации.

Югославянские же деятели, полагавшие, что отделение Боснии и Герцеговины от монархии привело бы к ослаблению в ней славянского элемента и, следовательно, к уменьшению шансов на благоприятный исход в борьбе за автономию югославянских областей в её рамках, упрекали Пашича за то, что, колебнувшись в сторону «Великой Сербии», он нарушил югославянскую солидарность. Для того же подобная постановка вопроса являлась чистой абстракцией. Отнюдь не «“Великая Сербия” или Югославия» было главной дилеммой, стоявшей тогда перед ним; сохранится (а если да, то в какой форме) или распадётся Австро-Венгрия в результате войны – так её можно сформулировать. Причём в глубине души Пашич вряд ли был уверен, что она обязательно развалится. Отсюда и его мгновенная реакция на ход англо-американской дипломатии. Когда же союзники, наконец, утвердились в своём решении «разменять» Австро-Венгрию на ряд национальных государств, Пашич вернулся к своему «югославизму». Как видим, его политика была весьма гибкой. Стремясь при