Листая страницы сербской истории… (Авторов) - страница 158

. Положение нового фактического главы государства усугублялось тем, что он не располагал личным авторитетом кузена, компенси ровавшим постепенную утрату режимом общественной поддержки. Как говорил сам Павел, «диктатура возможна была при короле, но губительна и нереализуема при регентстве»[205].

В августе 1939 г. «вода подступила к порогу» князя-регента, вынужденного в обмен на лояльность удовлетворить требования ХКП, объединив хорватские области в мало зависящую от центральной власти административно-территориальную единицу – Бановину Хорватии.



Посмертная маска короля Александра Карагеоргиевича


В отличие от русофила Александра князь Павел, будучи выпускником Оксфорда, у современников и историков пользовался репутацией англомана. Однако либеральный «имидж» не мешал ему авторитарно править вплоть до весны 1941 г. Только немецкая оккупация положила конец действию законов диктатуры. Даже решение об образовании Бановины Хорватии формально не нарушало её правовых рамок, так как основывалось на 116-й статье конституции 1931 г., дававшей монарху особые полномочия на случай внешней или внутренней угрозы. Таким образом, после смерти короля Александра основанный им режим просуществовал дольше, чем длилось его собственное правление. Это обстоятельство даёт основание повторить тезис, что не одно природное властолюбие нашего героя определяло недемократичный вектор развития страны в межвоенный период. Политический плюрализм, характеризовавший государство в первое десятилетие его существования, имел последствием не нивелирование, а обострение социальных, межэтнических и межобластных противоречий. Ощущаемой обществом (по крайней мере значительной его частью) потребностью обезопасить себя от них объясняется формирование в Королевстве СХС на рубеже 20–30-х гг. режима личной власти монарха.

Увы, главного своего предназначения диктатура короля Александра в силу вышеописанных причин не выполнила. Плачевный итог межвоенных десятилетий, с учётом судьбы титовской Юго славии, в которой «тоталитарный» и «демократический» этапы чередовались в обратной последовательности, но с тем же результатом, подводит к выводу о принципиальной неспособности сербов, хорватов и словенцев преодолеть пресловутые «шовинистические настроения отдельных областей». Вероятно, в этом состоит главный урок биографии Александра Карагеоргиевича как государственного деятеля.


Что касается личных черт нашего героя, то на них не могла не сказаться та метаморфоза, которая произошла с ним по воле случая, но которую он, по-видимому, воспринял как следствие собственной исключительности. Рождённый, как пишет Б. Глигориевич, в «небольшом домике напротив дворца», младший сын князя-эмигранта, помыкаемый старшим братом, в 30 лет получил в своё распоряжение поместья австрийской знати и, что более важно, предстал перед своими подданными и всем миром королём-освободителем-объединителем. «Своими» достижениями он превзошёл былинных средневековых сербских правителей и завершил «кровавую освободительную борьбу, начало которой положил своими подвигами Карагеоргий»