Рыбин ожидал, что непалец сейчас окончательно превратится в персонажа фильма ужасов, который в самом начале отговаривает героев посещать Опасное Место – и чьи предостережения, конечно же, никто не слушает, – но этого не произошло. Его сосед вдруг неожиданно проворно спрыгнул с высокого табурета и торопливо пожал Рыбину руку, бегло взглянув на часы с потертым кожаным ремешком.
– Пожалуй, отправлюсь домой. Судя по часам, жена уже должна была перестать сердиться. К тому же еще немного посижу здесь с вами – и таки выпью рюмку. И не одну.
Улыбнувшись, он кивнул и двинулся к выходу. Но перед тем как раствориться в толпе, застыл на миг, повернулся и проговорил:
– Прочтите «Грех».
А потом исчез. Миг спустя Рыбин подумал, уж не породило ли старика его воспаленное от нехватки спиртного сознание. И лишь вторая рюмка на стойке напоминала, что его собеседник был настоящим. Мгновение спустя бармен убрал и ее. А потом протер место, где та стояла, словно окончательно стерев следы этого человека и его странного рассказа, заставив Рыбина сомневаться в их реальности.

Рыбин сомневался в реальности мира внизу. Сомневался в том, что существует он сам. Что есть хоть что-то, кроме ревущей тьмы. Постепенно все, чем был мир вокруг, все, чем был он сам, истончилось, стерлось бесконечной бурей, вымерзло и выветрилось, превратив его в бестелесный призрак. Рыбин больше не чувствовал тепла – теплая одежда и пух спального мешка, казалось, вообще не согревали, а редкая кружка чая из растопленного на горелке снега походила на несколько глотков пустоты. Холода, впрочем, тоже не было, хотя снаружи, за хлещущей на ветру стенкой палатки, температура упала ниже минус двадцати. Не было почти ничего. Все стало воспоминанием о самом себе. Анина гибель казалась отголоском забытого сна. Сна во сне. Здесь, в этом неистово ревущем ничто, вымерзла даже скорбь.
Да что там гибель жены – даже смерть Синичкина, случившаяся позавчера, казалась ненастоящей. Просто шутка. Скоро он вернется как ни в чем не бывало. Рыбин уже видел его вчера, во мгле. С болтающейся безвольно, раздробленной при падении в трещину головой на сломанной шее, тот брел за остальной группой. Рыбин разделил свой дневной паек надвое и оставил половину на снегу – чтобы Синичкин подкрепился. Если, конечно, мертвецам нужно есть. Ему самому уже давно не хотелось.
Хотя кое-что оставалось. Рассудок. Болезненно трезвый без алкоголя и во всех смыслах холодный ход мыслей, едва слышно пощелкивающих в голове, как хорошо смазанные шестеренки. От запредельных нагрузок, холода и кислородного голодания ум словно лихорадило, и он снова и снова перебирал обстоятельства, загнавшие Рыбина в эту смертоносную пустоту, все события последних дней и странные действия Зуева, последовавшие за гибелью Синичкина.