Бабушка жила недалеко от церкви Успения на Могильцах, и для этого нужно было пройти возле одного из разрушенных кварталов, где валялись остатки стен, карнизов, лестниц и так далее. Я легко нашла дом бабушки, и она приняла меня в маленькой комнатке, похожей на келью, со множеством икон и заваленной книгами. Бабушка напомнила мне времена моей бабушки Паниной. Она была вся в черном, а на голове был черный чепчик с чем-то белым, что придавало ее старому лицу небывалую привлекательность и мягкость. Я стала было ей объяснять причину моего прихода, но вдруг расплакалась и только протянула ей письма. Она как-то по-матерински наклонилась ко мне, погладила маленькой рукой и сказала тихим голосом: «Голубушка, Господь поможет». Ее спокойный голос, лампады у икон, ее несокрушимая вера показались мне тихим пристанищем, посланным мне Богом в минуты тревоги. Мне показалось, что ничего скверного не может быть близким к этой светлой и тихой душе. Она взяла письма и стала их читать, пока я сморкалась и вытирала непрошеные слезы. Когда она закончила чтение, я спросила ее мнение о ее внуке. Она мне ответила, что много лет его не видела, расставшись с ним, когда тот был еще совсем мальчиком, так что ей трудно иметь о нем суждение. Она только помнит, что он любил лошадей, был добрым малым и жил в деревне. Меня беспокоило, что он был, судя по письму Аглаиды, намного ее моложе. Она высказала сожаление по этому поводу, но успокоила меня, заметив, что и такие браки бывают счастливыми. Я стала расспрашивать ее об их семье. Она сказала, что знала Мама, когда вывозила своих дочерей на танцевальные вечера, устраиваемые Мама для тети Веры и Наташи в Москве. Когда же мы заговорили о ее сыне и матери Ваньки, то она грустно сказала, что сын ее не был счастлив, прибавив, что у него, конечно, были недостатки, но, в общем, он был хорошим и добрым человеком. При этом она рассказала мне об одном случае, произошедшем с ним незадолго до смерти. Отец Ваньки для заработка решил стать в Москве извозчиком. Раз он стоял на улице, по которой шла куча народу с чудотворной иконой впереди. Куда они ее несли, не помню, но только все очень устали. Один из толпы подошел к извозчику, стоявшему рядом с Унковским, и попросил его из милости подвезти икону и несших ее. Тот с руганью отказался. Тогда отец Ваньки подъехал, посадил их вместе с иконой и повез, куда просили, при громких изъявлениях благодарности сопровождавших. Он снял шапку, перекрестился и поехал, отлично зная, чем рискует, попадись на глаза большевикам. К тому же отказавшийся извозчик тоже мог на него донести. Они оба были с одного извозного двора, где вместе ночевали. Когда он вернулся, выпряг свою лошаденку и хотел ее привязать рядом с лошадью того извозчика, но с удивлением увидел, что ее нет, а сам наткнулся на что-то лежащее на земле: это был тот мертвый извозчик, которого, видно, зарезали воры, которые и свели лошадь. Если бы он не взялся везти икону, то вернулся бы раньше другого и убили бы его.