Когда с вами Бог. Воспоминания (Голицына) - страница 61

В Пете я души не чаяла, что не мешало нам часто ссориться, а нередко и драться. Помню, однажды мы крепко поспорили, я, по обыкновению, вспылила и чуть не ударила его по голове, но он увернулся и убежал по длинному коридору к себе. Я тотчас очухалась и поняла с ужасом, что ведь могла ему навредить. Я побежала за ним и стала тихо подсвистывать (у нас был такой условный сигнал для вызова друг друга). Он открыл дверь, но, увидев меня, сразу же ее захлопнул, тогда я поняла, что он меня боится. Мне стало так стыдно, что я стала его звать и молить, чтобы он вышел. Моя вспыльчивость была ужасной и причиняла мне столь мучительные угрызения совести, что я не спала ночами.

Мама перебирала семейный архив, так как хотела обелить память своего деда, графа Никиты Петровича Панина,[113] которого некоторые историки обвиняли в участии в деле убийства Императора Павла I, между тем как его не было в то время в Петербурге и его спутали с графом Паленом, бывшим одним из организаторов этого покушения. Мама говорила, что Палена всю жизнь преследовали воспоминания об этом ужасном убийстве и ему мерещились крики и стоны Павла I. Он даже по всем комнатам рассадил крепостных девушек с прялками, чтобы их звук заглушал все, что ему мерещилось. Чтобы переписывать материалы для будущей биографии деда, Мама приглашала на лето в Дугино Ольгу Николаевну Балашову. Зимой она работала у Петра Ивановича Бартенева, который издавал известный и очень интересный журнал «Русский Архив». Он постоянно бывал зимой у Мама, а иногда и летом приезжал в Дугино для работы с архивом. Он был хром и ходил с костылем. Я любила слушать его разговоры с Мама, когда он рассказывал о своих находках в различных архивах. Особенно Мама любила его рассказы о Екатерине Великой, которую Мама почитала. При первом его приезде в Дугино его вез со станции в коляске наш друг Петр, кучер, который, узнав, что он раньше не был, решил его поразить размерами нашего имения, для чего обвел рукой с кнутом весь горизонт, произнеся внушительно: «Все это принадлежит нам». Мама смеялась его рассказу, а Бартенев добавил, что его поразило чувство гордости, с которым кучер все это показывал. Мы постоянно забегали в библиотеку, чтобы поболтать с милой Ольгой Николаевной, которая весь день, не разгибаясь, корпела над старыми бумагами и только к завтраку и обеду поднималась в столовую. Иногда я помогала ей, и она мне показывала, как нужно обращаться со старинными рукописями, где буквы были совсем другие, чем теперь. Некоторые старые грамоты были писаны вязью. Постепенно я научилась так разбирать эти иероглифы, что Мама давала мне кое-что переписывать. У нее был большой отдел архива, касающийся Пугачева, но его она не разбирала, и он лежал отдельно. Когда Брикнер, которому было поручено составить биографию ее деда, графа Н. П. Панина, приезжал в Дугино из Дерпта, где он был профессором, он уговаривал Мама со временем издать и пугачевские бумаги, но они так и остались не разобранными, и дядя Саша, кажется, отдал их тете Соне Паниной. Брикнер был замечательно интересный человек, с которым мы охотно гуляли вечерами. Чтобы написать биографию своего деда, Мама продала бриллиантовую ривьеру, которой мы всегда на ней любовались, если она шла на бал. Взамен той она заказала фальшивую копию, так как не хотела, чтобы знали об этой продаже. Свой жемчуг, который бабушка Панина сама собирала, она носила всегда под платьем, так как считается, что это сохраняет его блеск, а он был действительно чудесен. Там было несколько нитей, и Мама хотела мне дать одну, когда я выходила замуж, но я попросила оставить его для сестер. Позже она подарила мне очень красивую нить размером поменьше. Ты, Адушка, получила ее от меня к свадьбе. Говоря о жемчуге, мне вспомнилось, как Катковы пригласили нас на встречу и знакомство с махараджей Дюлипзингом, который возвращался из Петербурга, где представился Государю. Он искал заступничества России перед Англией, но Государь отклонил его просьбу, приняв его очень холодно. Одной из его жалоб было то, что англичане отняли его знаменитый бриллиант «Кохинор», присвоенный королевой Викторией. Махараджа рассчитывал повлиять на М. Н. Каткова, когда ему не удалось уговорить Государя, с тем чтобы он в газете «Московские Ведомости» вел пропаганду в его пользу, но и тут он потерпел неудачу и был принят Катковым как частное лицо. Госпожа Каткова просила нас приехать вечером, поскольку он должен был быть со своей махарани, которая не говорила на других языках. Мама нас послала вместе с мисс Хилл. Мы дружили с детьми Катковых, нашими ровесниками. Они жили в большом голубого цвета доме с белыми колоннами на Страстном бульваре, чем <дом> напоминал мне вазы Wedgewood.