. Ему больше не нужна привязанность других, не хочет он больше и бороться с ними. Следовательно, его больше не раздирают противоречивые чувства к ним, и он ухитряется даже вполне ладить с ними. Более того, побег в свой собственный внутренний мир спасает его индивидуальность, не давая полностью раздавить ее и поглотить.
Его раннее отчуждение, таким образом, служит не только его интеграции, но привносит более значительный и позитивный смысл, позволяя сохранить в неприкосновенности его внутреннюю жизнь. Свобода от внешних обязательств дает ему возможность внутренней независимости. Но он должен сделать больше, чем просто надеть смирительную рубашку на свои хорошие и плохие чувства к другим. Он должен посадить на цепь все чувства и желания, для исполнения которых нужно кое-что другое: естественная потребность быть понятым, возможность поделиться впечатлениями, потребность в привязанности, сочувствии, защите. Последствия идут далеко. Это означает, что он должен оставить при себе свою радость, боль, печали, страхи. Например, он часто делает героические и безнадежные усилия победить свои страхи: перед темнотой, собаками и т. п., никому не говоря ни слова. Он автоматически приучает себя не только не показывать своих страданий, но и не чувствовать их. Он не ищет сочувствия или помощи не только потому, что у него есть причины сомневаться в искренности других, а потому, что, даже если он иногда их встречает, они становятся для него сигналом тревоги, что ему угрожает бремя привязанности. Помимо и превыше необходимости обуздать собственные потребности, он считает, что безопаснее никому не давать понять, что для него что-то имеет значение, чтобы никто не сумел фрустрировать его желания или обернуть их в средство сделать его зависимым. Из этого начинается капитальное «сворачивание» всех желаний, такое весьма типично для процесса «ухода в отставку». Он все еще хотел бы куртку, котенка, игрушку, но никому об этом не скажет. Постепенно с его желаниями происходит та же история, что и со страхами: он приходит к тому, что безопаснее не желать вообще. Чем более мечется он между своими желаниями, тем безопаснее ему будет отступиться от них, тем труднее будет кому-нибудь набросить на него узду.
Это состояние – еще не «отставка», но в нем уже ждут своего часа семена, из которых она может произрасти. Даже если картина не меняется, она все равно представляет опасность для будущего роста. Мы не можем вырасти в безвоздушном пространстве, без трений и столкновений с другими людьми. Но это его состояние вряд ли будет неизменным. Если благоприятные обстоятельства не изменят положение к лучшему, процесс пойдет по нарастающей, образуя порочные круги – как мы видели в других типах невротического развития. Мы уже говорили об одном из таких кругов. Чтобы сохранить отстраненность, необходимо желания и стремления заковать в кандалы. Но это палка о двух концах. Самоограничение делает его более независимым, но оно и ослабляет его. Оно высасывает его жизненные силы и искажает чувство направления в жизни. Невротику становится нечего противопоставить желаниям и ожиданиям других. Ему нужно быть вдвойне бдительным насчет любого влияния или вмешательства. Используя удачное выражение Салливена, ему приходится «вырабатывать свою систему допусков» (