Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию (Хорни) - страница 83
Иногда человек взваливает на себя задачи, губительные для всего его существования. Классический пример такого рода надо – «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского. По теории Раскольникова, ему надо убить человека, чтобы доказать себе свои наполеоновские качества, что он «право имеет». Но Достоевский показывает совсем недвусмысленно, что хотя Раскольников во многом негодует на устройство мира, ничто так не противно его чувствительной душе, как убийство. Ему приходится извести себя до такой степени, чтобы стать способным его совершить. Его переживания отразились во сне о лошаденке, которую пьяный мужик пытается заставить тащить непосильно тяжелую телегу. Нечеловечески жестоко он хлещет ее кнутом и в конце концов забивает до смерти. Раскольников с глубоким состраданием рвется к лошаденке.
Это сновидение посещает его в то время, когда внутри себя самого он ведет жестокую борьбу. Он считает, что должен быть способен убить, но это настолько противно его душе, что он просто этого не может. В страшном сне он увидел бесчувственную жестокость, с которой и он заставляет сделать себя нечто столь же невозможное, как невозможно для лошаденки тянуть воз с бревнами. В глубинах его существа рождается сострадание к себе за то, что он учиняет над собой. Во сне он испытал истинные чувства, после чего достигает цельности с самим собой и отказывается от убийства. Но вскоре наполеоновское Я снова берет верх, потому что в этот момент его реальное Я настолько же беспомощно против него, как надрывающаяся лошаденка против пьяного мужика.
Третий фактор, делающий надо деструктивным и придающий ему принудительный характер, это ненависть к себе, которая может со всей мощью обрушиться на нас за нарушение надо. Иногда эта связь вполне ясна или легко устанавливается. Человек не оказался таким всеведущим или всемогущим, каким, он считает, ему надо быть, и, как в «Свидетеле», выдвигает массу необоснованных упреков к себе. Чаще он так и не сознает, что нарушил приказ надо, только ни с того ни с сего ему становится нехорошо, тошнотворно, он чувствует тревогу, усталость или раздражение. Самое время вспомнить случай женщины, которая испугалась собаки, когда ей не удалось взойти на вершину горы. Она испытывала переживания в следующем порядке: сначала она пережила свое разумное решение отказаться от попытки взобраться на гору как неудачу, – в свете предписания справляться с чем угодно, оставшегося для нее неосознанным. Затем наступило презрение к себе, также оставшееся неосознанным. Потом последовало чувство беспомощности и испуга как реакция на самобичевание, и это был первый эмоциональный процесс, достигший осознания. Если бы она не анализировала свои чувства, природа ее испуга так и осталось бы непознанной, поскольку не было связи с тем, что ему предшествовало. В других случаях осознанными оказываются только те пути, на которых человек автоматически защищает себя от ненависти к себе, такие как его особые пути смягчения тревоги (обжорство, запои, шопоголизм и т. п.), или чувство, что он опять стал жертвой других людей (пассивная экстернализация), или чувство раздражения (активная экстернализация). Нам еще представится возможность посмотреть с разных точек зрения, как работают эти попытки самозащиты. В настоящий момент я хочу обсудить подобную попытку, почти незаметную нашему вниманию и способную завести лечение в тупик.