Вдруг послышался голос:
– Ты слабеешь…
Какого беса? Опять?!
– Велик тот, кто предан своему делу до конца. Подумай об этом, Тайер! – прокатилось эхо, после чего наступила тишина.
Ну, приехали… Как ни печально признавать, но сие безобразие исходит из моей головы. Другого объяснения я не вижу. Однако сходить с ума в столь продуктивном возрасте мне как-то не хочется, я еще слишком мало сделал. Пожалуй, стоит наведаться к Рудольфу. Некогда сокурсник, ныне преуспевающий психотерапевт, а в силу того, что по сути он эльф, починять сломанные души – его истинное призвание.
Вот завтра в обеденный перерыв и загляну к нему. Благо офис Ушастого Рудика расположен в двух километрах от университета. Будет интересно посмотреть, как он там устроился. По слухам, от клиентов отбоя нет. Заодно пусть проведет пару-тройку тестов, как вариант, пропишет мне волшебных пилюль, благодаря коим обнаглевший голос в моей голове заткнется.
Эльвет
Я открыла глаза, и первое время не могла понять, что происходит, ибо моему взору предстала весьма неоднозначная картина. Надо мной висело серое облако, оно моросило, становилось то больше, то меньше, то темнело, то светлело. Очевидно, не могло определиться, излиться ливнем или продолжать орошать свою хозяйку мелким дождиком.
– Ты опять? – прогнала назойливый паратроним, но он не растворился, а забился в уголок, заблаговременно уменьшившись до размеров сахарной ваты.
Странно это, очень странно. Раньше паратронимы возникали редко и в основном в детстве. Может, частые посещения Магории тому причиной? Но тихо-мирно размышлять о своей уникальности мне помешал телефонный звонок.
– Алло, – ответила, не глядя на экран.
– Привет, Эль. – Голос Пашки прозвучал неестественно хрипло.
– Что с голосом? Не заболел, часом? – быстро поднялась.
– Он ушел, Эль. У меня больше никого…
Только не это…
– Встречаемся в ателье через час.
– Хорошо.
Да как же так! Почему?! Я заметалась по комнате в поисках одежды. Десяти минут на сборы мне вполне хватило, в ателье поехала на такси, чтобы не терять время. Сейчас Пашке как никогда нужна поддержка.
На месте была даже раньше, впрочем, он тоже. Полкин сидел на лавке, сжимая в руках отцовскую бейсболку.
– Иди сюда! – подбежала к нему, обняла.
Так мы и сидели, не замечая ничего и никого вокруг. Пашка наконец-то дал волю слезам, а я держалась изо всех сил. Это ему нужно горевать, тогда как мне – утешать. Но из-за резкого холодного ветра пришлось переместиться в ателье, где я сварила себе и другу кофе, достала из-под стойки пряники. А ведь собиралась приготовить для него зелье, чтобы унять душевную боль, в итоге ничего не успела.