– Пусть отдохнет, – проскрежетал Григер, – щенок!
– Да как ты смеешь! – не сдержалась я. – Немедленно верни его обратно!
– И не подумаю. Нам надо поговорить, а это чучело – помеха.
– У него сегодня отец умер!
Но у мерзавца и мускул на лице не дрогнул. Вот ведь нелюдь бессердечная.
– Это, конечно, печально, однако судьба порою беспощадна. Надо уметь принимать ее удары.
– Да уж, в тебе и правда нет души.
– Я реалист, Эльвет, а к вопросам жизни и смерти отношусь философски. Все там будем однажды. Но сейчас не об этом.
– А о чем? – скрестила руки на груди.
– Ты должна переехать в Магорию раньше, чем мы планировали.
– Насколько раньше?
– Можно сказать, уже сегодня.
– Что? Ты спятил? У меня у друга горе, плюс работа, куча заказов. Я не могу все взять и бросить. Это даже не обсуждается.
– Но тебе придется все взять и бросить, – подошел к стойке, уперся в нее кулаками, уставился на меня, аки удав на кролика. – Наши власти закрывают круглосуточные порталы, до частников тоже скоро доберутся. Я не могу так рисковать.
– Даже если бы я и могла, где бы я жила, простите? В полуразрушенном доме ужасов?
– У меня.
– Кто-то способен идти на жертвы? – криво усмехнулась я. – Но я все равно никуда не поеду. Не сейчас. Мой лучший друг нуждается в помощи. Я его не оставлю, – и перевела взгляд на обездвиженного Пашку.
– С этим боровом ничего не случится. А если и случится, что ж, невелика потеря для вселенной, слабаки природе не нужны.
– Ты жестокий, бездушный…
– Видимо, сей факт только для тебя новость, – перебил он. – Я не шучу, Эльвет. И тратить время на уговоры не собираюсь.
– И не надо уговаривать, не получится все равно.
В ответ Григер тяжело вздохнул, очевидно призывая себя к спокойствию, и посмотрел на меня уже не так смертоубийственно.
– Я избавлю твоего лучшего друга от душевных страданий.
– Снова влезешь к нему в голову? И потом, он сегодня же вернется домой, где все напоминает об отце, так что память сразу вернется. А похороны?
– Я не собираюсь стирать ему память. Достаточно подлечить душу.
– Это как? Эликсиры душу лишь успокаивают, но не лечат.
– Можно выключить эмоции. Он будет помнить отца, будет знать, что тот умер, но не будет убиваться.
– Не пойдет, так с людьми нельзя поступать.
– Я тебя не уговариваю, Вереск. Я лишь предлагаю вариант, чтобы ты не переживала за своего драгоценного друга.
– Как можно быть настолько слепым к чужому горю?
– Врач не спас бы ни одной жизни, если бы сидел рядом с пациентом и плакал. Ты либо помогаешь избавиться от недуга, либо сочувствуешь.
– Допустим. Но ты хочешь вытравить из него любовь к отцу, радость добрых воспоминаний.