В «Стадиях любви» и «Доме и мире» изображен типичный для повествований Гинзбург полуфикциональный альтер эго мужского пола. Именно этот персонаж дает ей возможность претворить в прозу ее собственный опыт, а читатель получает доступ только к мыслям этого персонажа, поскольку Гинзбург сосредотачивает свой анализ на его психологии и чувствах. Она придает своему опыту обобщенный характер, применяя такие методы, как исключение и редукция, вместо того чтобы прибегнуть к полной фикционализации, то есть выстроить некий социальный либо физический мир. Исследование того, как опыт Гинзбург неидеально претворяется в определенную точку зрения и жанровую рамку, помогает домыслить, что именно можно утратить и приобрести при таком анализе, как личное может пересекаться (и идти вразрез) с всеобщими структурами любви.
А теперь, ненадолго обратившись к «Возвращению домой» – повествованию, которое, в отличие от других рассматриваемых здесь произведений, Гинзбург опубликовала при жизни, – мы обнаружим, что она берет материал из опыта «второй любви» и изображает этот опыт. В «Возвращении домой» есть сцены и диалоги, которые читаются так, словно перед нами переработанные – спрессованные, подвергнутые отстранению – куски черновых материалов к «Дому и миру». Гинзбург исследует с разных углов зрения психологическое (почти физическое) состояние тревожности, безразличия и страха перед возможной «остановкой желаний», создавая ощущение внутренней пустоты в духе Хемингуэя. В середине повествования она вводит персонажа по имени Игрек, чтобы проиллюстрировать и развить тему любви, а конкретнее – взволнованного возвращения туда, где человека ждет любимая женщина. Отношения между Игреком и женщиной, именуемой исключительно «Она», очень похожи на отношения между Оттером и Лялей (из «Дома и мира»), а также между А. и Б. (из «Стадий любви»).
В «Возвращении домой» происходят переключения с одной точки зрения на другую, с одного персонажа на другого, и это задает примерно ту же конфигурацию, которую Гинзбург применит в более поздних повествованиях, в том числе в «Записках блокадного человека»[747]. В «Возвращении домой» о герое Игреке повествуется в грамматических формах мужского рода, но в остальном Игрек не имеет специфических гендерных черт[748]. В определенные моменты Игрек и повествователь, как представляется, сближаются. Например, когда Игрек возвращается в Ленинград, мы замечаем, что повествователь тоже появляется там, ходит по улицам один в какой-то неопределенной темпоральности. А куски из дневника Игрека, включенные в текст, затем обсуждаются рассказчиком