. Вдобавок в повествовании Гинзбург есть несколько пассажей, близкородственных тексту Герцена: например, когда Оттер раскаивается в том, что стал заботливо ухаживать за телом тетки, только когда она уже умирала, а прежде, пока она была в полном смысле этого слова жива, пренебрегал заботами о ее телесных потребностях. Гинзбург пишет: «…забота пришла слишком поздно, ‹…› для тела, уже бесчувственного, было сделано то, в чем так нуждалось тело, еще живое». Эта мысль похожа на угрызения совести Герцена: «Если б за ее больной душой я вполовину так ухаживал, как ходил потом за ее больным телом… я не допустил бы побегам от разъедающего корня проникнуть во все стороны»
[980].
В книге о Герцене Гинзбург отмечает, что в его «Рассказе о семейной драме» композиционная неровность создает впечатление подлинности[981]. Черновой текст ее собственного «рассказа», оказывающий сильное эмоциональное воздействие, в высокой мере наделен этим свойством и написан, видимо, вскоре после смерти матери. Даже когда автор придерживается схемы, изложенной в самом рассказе (плана проанализировать жалость к себе, жалость к тетке, процесс ее умирания, вину и раскаяние), последняя часть диспропорционально разбухает. Гинзбург повторяет некоторые пассажи, что усиливает впечатление незавершенности, исходящее от этого неопубликованного текста. Одно из возможных объяснений: то, что Оттер повторяет определенные сцены и выражения, обусловлено темой – трудностями, с которыми он сталкивается, когда пытается осмыслить неотступно преследующие его подробности отношений с теткой. И все же повторы Оттера трудно отличить от авторских:
В мире страшных буквальностей каждый из этих комплексов казался Оттеру катастрофическим, грозящим ему гибелью. И он вел с ними жестокую, грубую, отчаянную, надрывавшую его силу – и совершенно тщетную – борьбу. Ибо против него стояло монументальное, иррациональное, стихийное, движимое темной интуицией мгновенного удовлетворения желаний – упрямство, против которого были бессильны и убеждение, и мольба, и злоба[982].
Эти длинные, возможно чересчур длинные списки прилагательных и существительных выражают, по-видимому, чувство бессилия и отчаяния, не отпускающее Оттера (и, наверное, саму Гинзбург). Собственно, главная обида племянника на тетку – обида на то, что тетка не считается с ним как с человеком. У этого конфликта долгая история: даже в незаконченных набросках «Дома и мира» в 1930‐е годы Оттер полагает, что тетка не питает к нему ни страха, ни уважения (чувств, которые она питает к В., его старшему брату), не считается с его потребностями и желаниями – например, связанными с его профессиональным призванием.