Создавая «Записки блокадного человека» на материале «Дня Оттера», Гинзбург вообще изымает оттуда тетку как персонаж. Вместо упоминаний о тетке она обобщенно описывает разницу между теми, кто возвращался домой с «добычей», чтобы произвести впечатление на близких, и теми, кто жил один[992]. Эн испытывает «послеобеденную депрессию» из‐за мучительной краткости той трапезы, которая в мирное, более спокойное время «перерезала день»: «В послеобеденной депрессии ощущение чрезмерной сытости замещено теперь разочарованием, обидой, которую приносит быстротекущий обед»[993]. Но в причинах тоски Оттера нет ни одного явного элемента, связанного с межличностными отношениями.
То, что смерть тетки, а затем и сам факт ее существования были исключены из повествований, породило странные детали «Дня Оттера» и «Записок блокадного человека». В «Дне Оттера» есть любопытный момент, когда зимой 1942/43 года у героя внезапно появляются полный хлебный паек и дополнительные талоны на питание в столовой. С наступлением этого изобилия у него случается настоящая психологическая травма, связанная с пищей. Гинзбург приводит объяснение того, почему у героя стало больше еды (тетку положили в больницу), но решение не развивать тему тетки мешает Гинзбург объяснить толком, чем вызвана травма. Она пишет: «Самое худшее время для Оттера наступило тогда, когда объективно наступили уже лучшие времена (так было со многими). Он тогда получал уже 400 грамм хлеба. Тетка тогда находилась в больнице, а сам он переселился в учреждение, потому что дома было уже много ниже нуля». В «Рассказе о жалости и о жестокости» больная тетка хочет лечь в больницу, но Оттер не разрешает. Ему тягостно думать о трудностях, которые придется преодолевать, чтобы устроить ее в больницу и возить еду на другой конец города, и он втайне боится остаться дома один, без тетки. Ему не хочется прерывать отношения с теткой на самом ужасном этапе – иначе у обеих сторон останется чувство взаимной неприязни. Когда же тетка умирает, решение не устраивать ее в больницу становится грузом на совести Оттера. Мы не знаем, была ли помещена в больницу мать Гинзбург. После смерти матери Гинзбург, как и Оттер, поселилась в здании Дома радио. В интервью она описывала этот переезд в духе, созвучном «Дню Оттера» (повествованию, где Дом радио изображен в виде оазиса жизни): «После смерти матери (она не выдержала голода) поселилась в Доме радио, как и некоторые другие писатели, которые там в ту пору работали. Именно это, думаю, и помогло выжить. Дома – мороз, тьма, глухая тишина, а здесь вокруг люди, и это очень важно психологически»