— Как это сбили?
— А вот как. Началась война, фашистских самолетов тьма-тьмущая. Гоняются за каждым красноармейцем. Подобрал я ручной пулемет убитого красноармейца Федорова и сбил два «мессера».
— Сразу два?
— Почему сразу? В один день — один, в другой день — второй. Жаль, патроны закончились.
— Почему же такой смелый командир бросил своих красноармейцев, а не повел их к линии фронта?
— Некуда было идти. Кругом полно немцев, полицаев, бандеровцев.
— А как же в одиночку рассчитывали добраться до фронта.
— Одному проще. Легче спрятаться, добыть пищу.
— Где вас задержал полицай?
— В лесу, километров пять от Черткова.
— Сбивали самолеты, а с полицаем не справились!
— Он был с винтовкой, я безоружный. Стал бы сопротивляться, полицай сразу бы прикончил, а я мечтал еще повоевать с фашистами.
— Мечтали воевать с фашистами, а в лагере военнопленных согласились стать комендантом полиции.
— Выхода не было! Всех командиров расстреливали, не дал бы согласия — и меня б тут же прикончили. Решил согласиться, чтобы потом убежать.
— Почему не бежали?
— Возможности не было: стена, три ряда проволоки, охрана, собаки.
— Начальник лагерной полиции имел право выходить в город.
— Так это когда было! Немцы до того запутали, что оставалось не бежать, а вешаться…
— Почему именно вам предложили стать комендантом лагерной полиции? Кто предложил?
— Я уже объяснял. Назначили случайно, за аккуратность и внешний вид. Комендант шталага майор Обертель так и сказал при назначении.
— А до Обертеля кто-нибудь с вами беседовал о службе в полиции?
Взглянул Якушев исподлобья на следователя. Раз спрашивает, видимо, что-то известно!
— До Обертеля со мной беседовал какой-то эсэсовец. Потом мне стало известно, что это штурмфюрер из гестапо, искал в лагере командиров, коммунистов, евреев.
— О чем он с вами беседовал?
— Расспрашивал, кто я такой. Я рассказал все как есть.
— Какую назвали национальность?
— Свою, русскую.
— А вы русский?
Снова подвох, расставляет капкан! Приклеенная улыбка не может скрыть озлобленности Якушева.
— Считаю себя русским, другого языка не знаю.
— Кто ваши родители?
— Мордва немытая, — цедит сквозь зубы Якушев. — Так, может, мне нельзя быть русским?
— Национальность — не звание и не орден, не дается за заслуги. В нашей стране равны все национальности. Удивляет другое: как вы могли отказаться от своих предков?
— Я не отказывался, не думал об этом. Для меня национальность не имеет никакого значения.
— Во время беседы с гестаповцем вы действительно назвали себя русским?
— А как же!
— Снова, Якушев, темните. Ведь вы назвались не русским, а татарином, — протягивает Харитоненко немецкий документ из архива.